Бессмертные
Шрифт:
— Боже мой, Джек! — вскричала она, забыв про свою роль. — Что они с тобой сделали ?
Казалось, он ничего не слышит. Он лежал на спине, обмотанный какими-то проводами, в окружении различных механических блоков и противовесов; специальный шейный воротник поддерживал его голову в неподвижном положении. Она едва узнала это осунувшееся лицо. Кожа, всегда такая загорелая, сейчас была прозрачно-белой и туго обтягивала лицевые кости черепа. Волосы сальные, спутанные; от постоянной боли на щеках залегли глубокие
Внезапно шутка перестала быть смешной. Невинная забава привела к трагедии, и шутникам осталось только молча смотреть на последствия своей веселой затеи, понурив головы от стыда. Видя его страдания, она почувствовала себя глупой и беспомощной.
Она заплакала, хотя по сценарию это не полагалось. Слезы градом текли по ее лицу, падали на грудь, покрывая крупными каплями накрахмаленный белый халат. Она долго стояла так и плакала, глядя на умирающего человека, — ей было ясно, что Джек умирает. Она любила его, она не сомневалась в этом, и ему суждено умереть, как и всем, кого она любила.
Она увидела, что Джек открыл глаза. Он смотрел на нее непонимающе. Поначалу его взгляд ничего не выражал, казался пустым, бессмысленным и мертвым. Но через некоторое время в его глазах засветился живой блеск, мутная пелена исчезла. С неимоверным трудом он улыбнулся; его губы раздвигались все шире и шире, пока улыбка не стала похожа на знакомую усмешку, которая сразу же стерла с его лица выражение безысходности, боли и страха.
— О Боже! — с трудом выдохнул он сквозь смех. — Кто это придумал?
— Бобби.
— Вот сукин сын! Значит, он еще не совсем пропащий человек! Как он провел тебя сюда?
— А как ты пробрался в “Хэй-Адамс”?
— Ха! — Он осторожно тряхнул головой и зажмурился от боли. — Я рад, что ты пришла.
Все еще беззвучно смеясь, он внимательно рассматривал ее, затем подмигнул.
— Знаешь, а из тебя вышла бы отличная медсестра. Ты способна и Лазаря воскресить, да еще и возбудить.
— Оставим Лазаря. Как твои дела?
— Это было ужасно. Да и сейчас не лучше. Эти проклятые врачи доконали меня. Боль дикая — хуже, чем когда я лежал в госпитале во время войны, а тогда я думал, что хуже не бывает.
— Неужели они не могут как-то облегчить твою боль?
— Пытались. Никакого толку. Теперь мне почти не дают болеутоляющих средств. Отец сказал врачу: “Не давайте Джеку слишком много болеутоляющих средств. Он должен сам справиться с болью”. — Его лицо исказила гримаса, но по его выражению она поняла, что он согласен с отцом.
— Садись, — сказал он, взглядом указав на стул рядом с кроватью. — Как твои дела?
— Я, можно сказать, помолвлена.
— С кем?
— С Артуром Миллером.
— Я кое-что слышал об этом.
— Может быть.
— Похоже, ты не очень рада.
— О, он замечательный человек! — воскликнула она, как будто прежде всего хотела убедить в этом себя. — Правда! Он такой умный ! И серьезный — я имею в виду, относительно нашего брака . Мне повезло.
— Я рад за тебя.
— Угу, это не то что быть замужем за бейсболистом.
— Пожалуй. — Он закрыл глаза. — Если я когда-нибудь встану на ноги, — несмотря на усилия этих чертовых врачей, — давай съездим куда-нибудь вместе. Я буду думать об этом каждый раз, когда мне будет плохо.
— Обязательно, Джек. Поедем куда хочешь. Я всегда готова, дорогой.
— Даже если ты будешь замужем?
— Я и прежде была замужем, ты что, забыл?
Он устало улыбнулся; разговор утомил его.
— Дай мне чего-нибудь попить.
Она налила в стакан холодной воды и поднесла к его губам изогнутую трубочку — она видела в фильмах, как это делается. Он немного отпил, и она поставила стакан на тумбочку возле кровати. Рядом с термосом лежало маленькое полотенце. Она смочила его холодной водой и стала осторожно обтирать ему лоб и щеки. От удовольствия он тихо застонал и схватил ее свободную руку.
Джек задышал тише и спокойнее — видимо, засыпал. Он что-то пробормотал сквозь сон. Она наклонилась к его губам, и ей показалось, она услышала: “Я люблю тебя”. Затем он затих. Она так и не поняла, произнес он эти слова или они прозвучали в ее воображении.
Она продолжала сидеть возле кровати, не вынимая своей руки из его ладони, обтирая ему лицо. Из ее глаз текли слезы. Встревоженный долгим отсутствием Мэрилин, в палату заглянул Бобби. Она сидела и плакала в полумраке сумерек.
— Посол просил, чтобы ты позвонил ему во Флориду, — объявила Мария, как только я вошел в комнату, где она переодевалась.
Мы собирались в ресторан. Она красилась, сидя за столиком; под рукой у нее стоял бокал мартини, в пепельнице лежала сигарета. Когда я вошел, она даже не повернулась ко мне, спокойно продолжая заниматься своим делом. Так всегда бывает, когда люди женаты не первый год.
Мне стало грустно. Она была очень красивая женщина, но мы уже переступили ту грань в нашей супружеской жизни, когда секс сглаживает все острые углы в отношениях между мужем и женой; теперь он мог только вызвать дополнительные сложности. Несколько лет назад я заключил бы ее в свои объятия и овладел бы ею тут же на полу в ее комнате, или, во всяком случае, у меня возникло бы такое желание. Но я знал, что, если даже попытаюсь наклониться и поцеловать ее сейчас, она скажет: “Не надо , дорогой, пожалуйста, ты размажешь мой макияж, и мне все придется начинать сначала — и мы опоздаем”.