Шрифт:
Мы встретились ночью, в деревянной беседке на берегу реки, подальше от институтских корпусов. Беседку насквозь продувало, снизу тянуло сыростью, и никаким самовнушением я не могла согреться. Странно — когда мы восемь лет назад бегали июньскими ночами в эту же самую беседку, холод почему-то не замечался.
Фернандо тоже мерз, и было даже удивительно, с каким неколебимым спокойствием и терпением он меня слушал. Впрочем, у нас с ним это профессиональное…
— И знаешь, что меня поразило больше всего? — говорила я. — Ее рост. Эта Эва Терека оказалась удивительно маленькой для межпланетчицы —
— Какая у тебя была предварительная информация?
— Практически никакой. В институт о Эве сообщили, когда транспортник уже приземлился, и через час она была здесь. Хьюнг только успел вызвать меня и дать задание. Ну, и передать моих пациентов Аллену. В общем, Хьюнг правильно рассудил — я женщина, я не настолько уж старше Эвы, мне легче будет ее понять… Но случай из ряда вон выходящий. Потому я и вызвала тебя, чтобы рассказать эту историю и попросить твоей помощи.
— Ну, говори…
— В двух словах — группа девочек, будущих операторов видеоустановок, проходит преддипломную практику на «Сигме-4», у всех все благополучно, а одна практиканточка ночью вдруг забирается в медблок и вводит себе в вену четыре кубика эпросона.
— Самоубийство? — растерянно спросил Фернандо.
— Да, я тоже тогда вспомнила это слово. Помнишь, по исторической литературе проходили «Анну Каренину»? Я даже заглянула в словарь — не помечено ли это жуткое словечко знаком архаизма? И знаешь — еще не помечено!
— Как результаты обследования?
— Анализы обычные. Но вот что любопытно — я дважды в неделю смотрю ее ауру. Свечение нормальное, аура голубоватая, без вкраплений, в области левой руки и сердца язычки еще не пришли в норму — эпросон сказывается. И за месяц — никаких изменений! Знаешь, на межпланетных всякие чудеса бывают, но их до сих пор удавалось объяснить на уровне медицины. А тут… Скоро месяц, как я мокну с этой Эвой в бассейнах, вожу ее по лабораториям и на прогулки, разговаривают ней на нейтральные темы — тесты уже перепробовала… Ну и, конечно, одурела от функциональной музыки!
— А разрешение на погружение ты не пробовала получить?
— Нет, не пробовала. — Глядя мимо Фернандо на тот берег, где светился сквозь предутренний туман рыбачий костерок, я живо увидела бледное лицо и остановившийся взгляд Эвы — здесь же, вчера, в полдень…
— Так… Позволь процитировать учебник. — Оказывается, мы с Фернандо, как восемь лет назад, еще способны на биоволновую связь! — Есть границы, которые психогигиенисту настолько легко переступить, что он не имеет права этим пользоваться без крайней необходимости. Личность — неприкосновенна…
— Но послушай! Я просто не выдержала ее постоянного молчаливого сопротивления. Знаешь — без вспышек, ровное, сплошное, как каменная стенка, сопротивление! Погрузила я ее как-то спонтанно, прямо здесь, в беседке. Сама удивилась, как быстро это получилось. Сперва прогулялась по прошлой неделе — все нормально, в подробностях не сбивается. Забираюсь глубже, довожу ее до той ночи, когда ее нашли в мед блоке, и вдруг сопротивление! Представляешь, сопротивление при погружении…
— Тебе следовало немедленно вывести ее…
— Сама знаю. Но я уже не могла остановиться. И вот результат несчастная любовь!
Фернандо от неожиданности свистнул.
— У них на межпланетной был один капитан, этакий межпланетный Аполлон, кумир всех практиканток. Начало истории, как видишь, заурядное.
— Разве там не было мальчишек ее возраста? — опросил Фернандо.
— И ты тоже… Зачем мальчишки, когда рядом ходит двадцативосьмилетний космический волк с гордым именем Тенгиз?
— Я тоже?.. А кто еще не понимает? — насторожился Фернандо.
— Я сама. Эва догадалась, что было погружение, — хмуро ответила я. Догадалась и стала спрашивать, а я не смогла соврать. У нее была истерика. Самая настоящая. Она кричала: вы ничего не понимаете, вы железные люди, вы не имеете права прикасаться к моей любви, все равно я умру! И вся функциональная музыка коту под хвост…
— Послушай, — вдруг сообразил Фернандо, — а при чем тут я? Ведь если ты меня вызвала — значит, у тебя уже есть мысль…
— Мысль есть, и самое смешное, что мне ее подсказала Эва. Она кричала ее никто не понимает. Действительно, мне трудно понять и оправдать такой атавизм, как самоубийство от несчастной любви. Ну, вот я и подумала — надо отыскать людей, которые поймут Эву. И они, может быть, инстинктивно найдут к ней правильный подход — тут ведь одно слово может все решить.
— Ты хочешь, чтобы Эва встретилась с Бессмертными?
— Да. Это и есть те люди, которые ее поймут. Подумай сам — твои Бессмертные родились и были молоды в то время, когда самоубийство от несчастной любви еще было возможно. Их такая ситуация не удивит. На всей планете только восемь таких человек. Мы — другие. Мы росли под присмотром психогигиенистов. Нас научили гасить стрессы в самом начале, мы умеем даже моделировать собственную психику. Они этого не знают, но знают другое, которое наши папы и мамы уже забыли.
— Уговорила, — решил Фернандо. — С другой стороны, все это может пойти и на пользу Бессмертным. Недавно один произнес мне целую речь о бесцельности своего существования. Пожалуй, именно это им и нужно: обиженный ребенок, которого они дружно примутся утешать…
Утром мы встретились с Эвой за завтраком.
Она упорно не смотрела на меня. Она имела право сердиться за то, что я раскрыла ее тайну. Я и не обижалась. Разговор о Бессмертных я наметила на вторую половину дня, и место выбрала самое подходящее — бассейн. Эва пыталась сбить напряжение, плавая наперегонки. Видно, единственной возможной сейчас для нее радостью была радость победы над сильным противником.
— У меня для тебя сюрприз, — сказала я, дважды позволив ей обогнать себя. Она недоверчиво покосилась. Но, когда мы завершали очередную стометровку, сказала в пространство:
— Не понимаю, какие в моей жизни еще могут быть сюрпризы…
Потом мы шли в кафе, и я продолжила разговор.
— Прежде всего, прости меня, — сказала я. — Если можешь…
Эва молчала и смотрела в сторону.
— Если б я знала, что это из-за любви, я бы ни за что не погрузила тебя. Но мне и сейчас трудно понять тебя. Ведь о такой любви, из-за которой идут на смерть, я только в книгах читала.