Бессонница в аду
Шрифт:
Она — бабка? Да на своей улице Мария была самая молодая, все соседки-старушки так и говорили ей: «Ты, девка, еще молодая…» Если она старше этих девушек, это еще не значит, что ей пора умирать…
— Ну, что ты на это скажешь?
— Только одно — мне жизнь еще не надоела.
— Ночью выходи, поговорим, — с этими словами хозяин, а вслед за ним и вся его ученая команда ушли из-за стола.
Мария сразу почувствовала себя незащищенной, дамы дружно шипели на нее.
— Олег, а откуда у нее этот костюм? Это же от Версачи? Я заказывала такой…
— А это он и есть. Ты что, не слышала, как хозяин
— Ну не от Версачи же ей давать! Костюм от Версачи — смертнице! А я в чем буду ходить?! — возмутилась Ольга. — Я пожалуюсь своему Леониду Сергеевичу.
— Да у тебя их два десятка, зачем тебе еще один? Здесь театров нет! А Леонид Сергеевич сам был свидетелем, как все вышло. И еще неизвестно, что он скажет, когда узнает цену этого костюма и получит полную распечатку всех твоих заказов.
Оля растерялась, Леонид Сергеевич был скуповат.
— Но почему ты отдал именно мои вещи?
— Размер такой же…
Мария торопливо доела и ушла к себе, отлеживаться. Ночью она вышла в холл и долго ждала Хана, наконец он пришел с каким-то флаконом в руке.
— Вот мазь. Давай, раздевайся, намажу тебя.
— Нет, пусть лучше все болит…
— Вообще-то, я уже видел женщин…
— Я не буду раздеваться… — шарахнулась Мария, сама мысль показаться ему вот так, в кровоподтеках, царапинах и синяках ужаснула ее: — Я сама потом помажу, давай твою мазь.
— Пятьдесят лет, а стесняешься, как малолетка, как Ирочка — дурочка…
— Ну почему Ирочка дурочка? Она просто молоденькая… А мне не пятьдесят, всего-то сорок пять…
— На мой взгляд, что сорок пять, что пятьдесят — один черт. А что касается Ирочки, так она до старости будет такой, это же ясно. Снимай халат.
Мария судорожно схватилась за ворот.
— О, господи! Ну, останешься в белье. Ты же в белье? Показывай свою руку и бок.
— Такое белье не показывают…
— Вот черт! Так закажи приличное! Подставляй свой бок!
— Какой?
— Куда тебя пнул Олег…А что, другой тоже болит?
— На другом я проехала по камням…
— Так, ты снимешь халат или мне звать охрану?
Мария затянула пояс туже и спустила халат с правого плеча, Хан осмотрел ее, присвистнул, сдвинул халат сильнее и обработал ссадину на одном боку и багровый кровоподтек на другом. Она стала натягивать халат на плечи, это было неудобно, так как пояс был не развязан, а Хан, мешая, притянул ее к себе и крепко поцеловал. Мария так удивилась, что даже не возразила, и он тут же решил повторить поцелуй, обнял ее удобнее, но при этом нечаянно прижал чуть сильнее, и Мария вскрикнула от боли.
— Похоже, у меня сломаны ребра…
— Давай забинтую.
— Не хочу. Я пойду? Спокойной ночи…
Потом в постели она вспоминала уже давно забытую ею сладость поцелуев — Веня перестал ее целовать, как только получил доступ к телу, и со временем Мария как-то привыкла считать поцелуи уделом молодежи. А сейчас, неподвижно лежа на узкой кровати, вся в синяках, боясь потревожить многочисленные ушибы, она все же то и дело поднимала руку и дотрагивалась до губ… И счастливо улыбалась… Хотелось бы это повторить…
Жизнь потекла по-старому. Только их отношения неуловимо изменились. Вроде бы так же Мария делала массаж, но ее движения больше стали напоминать ласку, а он все также сидел, подставляя ее рукам шею и плечи, но иногда вдруг нет-нет да и наклонял голову, чтобы коснуться щекой ее руки…
Как-то раз он заговорил об ее отношениях с мужем:
— Я вижу, ты очень любишь своего мужа… Ты с ним была счастлива? По твоим рассказам я этого не заметил… Но ведь это, наверно, здорово — жить с человеком, которого так сильно любишь?
— Да, я его очень любила, мне все в нем нравилось: как он ест, как смеется, как ходит. Только он меня никогда так не любил… Я часто пытаюсь вспомнить что-нибудь хорошее, что у нас с ним было, а в голову лезет всякая ерунда.
— Расскажи.
— Опять жаловаться? Это как-то непорядочно, за глаза говорить о нем…
— Жалуйся смелее!
— Думаю, что я сейчас несправедлива к нему, говорю только плохое… Почему-то все время мне становится себя жалко, нервы, наверно, шалят… Вот вспомнилось, как однажды мы с ним возвращались из гостей в три часа ночи и поссорились на полдороги. Он разозлился, остановил такси и уехал, бросил меня посреди города одну, а я с собой не брала сумочку, и карманы оказались совершенно пусты, только губная помада да носовой платочек, не завалялось ни одной денежной купюры, на него же надеялась… Была зима, мороз, гололед, и я одна шла по скользким улицам, по пустому городу… — Мария замолчала, ей снова, как и тогда, много лет назад, стало непередаваемо горько: ведь она сама, как бы ни была обижена на Веню, никогда бы не оставила его вот так…
У Хана застыло на лице странное выражение.
— Что, опять голова болит? — испугалась Мария. — Ну что же делать? Ну есть же, наверно, какое-нибудь лекарство? Ты же сам врач, ну почему занимаешься этим дурацким омоложением, лучше бы придумал, как убирать такие опухоли…
Она вскочила, обхватила его лицо руками и стала массировать ему виски. Он взял ее руку и поцеловал.
— Правда — не болит? — Мария присела перед ним, обхватила его лицо ладонями, заглянула в глаза, убрала прядь волос с его лба, и тут же вскочила, смутившись своего порыва.
— Нет-нет, голова сейчас не болит, ты продолжай, мне интересно.
— Да что там интересного? — Тем не менее продолжила: — Знаешь, когда я выходила замуж, одна тетка на свадьбе сказала моей маме: «Ну раз девка так влюблена, пусть хоть немного побудет счастливой со своим любимым». А я и не помню, когда была счастлива с ним… Я рассказывала уже, что мой первый ребенок умер в роддоме, так муж мне потом заявил, что я все специально подстроила, чтобы только женить его на себе… Как такое можно было сказать?! А потом, когда мы прожили около года вместе, в его организацию, в командировку, приехала женщина, и он в нее страшно влюбился и решил меня бросить. Собрал свои вещи и ушел с чемоданом, уехал вместе с ней в соседний город. Я три дня на улицу не выходила, жить не хотелось, лежала и плакала… А на четвертый день он появился, не сложилось у него с той, приехал как ни в чем не бывало и устроил мне скандал за то, что я позволила ему уйти… «Настоящая жена не отпустила бы мужа…» — сказал мне. Я не знаю, когда перестала его любить… А сейчас сама не понимаю, зачем так цеплялась за него? Почему не ушла, когда кончилась любовь?