Бессонница в аду
Шрифт:
— Спасибо Рите, освободила меня от кухонных работ…
— Рита? А почему ты сама не бросила или мне не сказала, что не хочешь там работать?
— Как же бросить, у вас тут не знаешь, за что можешь получить… Я ведь говорила, что сильно устаю, но вы мне не поверили. Вернее, вам это безразлично.
— Да, действительно, говорила…
— Наверно, потому, что никогда ни о ком не думали.
— Почему я должен о ком-то думать?
— Ну хотя бы для того, чтобы потом не мучиться угрызениями совести всю оставшуюся жизнь…
— Для этого еще надо иметь эту самую жизнь, а я не успею раскаяться во всех своих преступлениях.
— И совесть для этого надо иметь…
— Не надо нравоучений, это опасно для тебя, — его глаза
— Совершенно верно, ничего хорошего не было. Маленький, он был такой ласковый… Я его спать, бывало, уложу, а он вскочит и бежит ко мне, давай, говорит, теперь я тебя уложу. Одеяло расправит, подоткнет, меня поцелует, пожелает спокойной ночи. И все мне доверял. Вечером после работы приду, а он соскучится за день, ходит следом за мной и взахлеб все свои детские новости рассказывает… Это было самое лучшее время в моей жизни. Хотя он и маленький был, а мне нравилось с ним разговаривать, шутить. Мыслили мы с ним одинаково, это было заметно, когда задачи вместе решали… Я еще не договорю до конца, а он уже кричит: «Понял, понял…»
— Ты опять начала говорить о маленьком, давай-ка, пропусти пару лет.
— А потом начался переходный возраст, и мой сын просто перестал меня любить, вот и все… Так бывает — иногда дети не любят своих родителей. Он вырос, стал меня стесняться, знаешь, не хотел идти по улице рядом со мной, а если очень нужно было, то шел или впереди, или сзади… Как-то классная руководительница решила провести «Голубой огонек» для учеников и родителей — вместе. Я сначала не хотела, а потом все же пошла. В то время я еще надеялась изменить ситуацию и старалась сделать все, чтобы сын не отдалялся от меня. Пришла в школу, там было много родителей, и их дети нормально себя вели в их присутствии, а мой сын, как только увидел меня, сразу ушел… Это было ужасно, глупее я себя никогда не чувствовала.
— Ну это мелочь, случайность, возможно, его ребята позвали…
— Да, мелочь, но были и другие случаи, всякие пустяки… Все не вспомнишь, не перескажешь… Ну вот, например: мы с ним как-то ездили вдвоем отдыхать на море, это было уже после десятого класса. Он вымахал, стал на голову выше меня, такой красивый, похожий на отца. Я так им гордилась… И там мы поехали на экскурсию, сначала на автобусе, а потом пошли пешком по узкой тропке в горы, и мой взрослый сын ни разу не обернулся и не подал мне руки… Шагал впереди, а я карабкалась за ним… А когда мы перепрыгивали через ручеек, я не выдержала и сама попросила, чтобы он мне помог. Даже не потому, что боялась намочить ноги, просто мне хотелось, чтобы все видели, что этот красавец — мой сын. Алеша протянул руку, я оперлась и прыгнула, но все равно попала в воду и обрызгала его сандалии. Он разозлился и громко сказал: «Лучше бы ты просто по воде прошла…»
— Переходный возраст…
— Я не верю, что любовь зависит от возраста. Как-то я попала в больницу, и к выписке у меня там скопилось много вещей — посуда, постель, книги и я просила сына приехать, помочь мне. Жду-жду, его нет, поехала сама. Пока дождалась автобуса, сумка тяжелая, а мне ничего поднимать было нельзя… Кое как добралась, а дом закрыт… Оказывается, он забыл обо мне и уехал на весь день с друзьями.
— По твоему рассказу нельзя сказать, что сын тебя не любит, просто невнимателен…
— А тогда что такое любовь? Любовь это и есть внимательность, забота.
— Давай дальше, — Хан сидел, прикрыв глаза.
— Когда мы улетали с юга домой, — продолжала Мария, — у нас получилось три сумки: одна его, одна моя и третья общая — набрали каких-то сувениров, гостинцев. В аэропорту он взял с транспортера только свою сумку и пошел вперед, а я шла сзади с двумя. Знаешь, тогда я не болела, могла бы и три донести, они были не тяжелые, но мне было так неловко, с нами ведь летели знакомые люди и все видели эту картину. Наверно, сочувствовали мне… Я понимаю, что сама во всем виновата, это я воспитала его таким.
— Думаю, ты зря винишь себя, пример галантного поведения должен был подавать отец.
— Какой там пример… От его примера отношение ко мне могло быть только хуже…
— Это я уже понял, но все же ты его любишь…
Мария не обратила внимания на последнюю фразу, она снова, в который раз, переживала разлад с сыном:
— Не знаю, отчего все пошло не так, как надо. Тут даже не на кого свалить, разделить вину на двоих нельзя, потому что муж им никогда не занимался… Не обращал на него никакого внимания. Сын мне говорил, когда был маленьким: «Мама, а что, я, когда вырасту, тоже не буду со своими детьми разговаривать?». Потому что отец просто не замечал его, и если Алешке что-то было нужно, мальчик просил меня, чтобы я спросила у отца. Хотя в это время сидели все втроем в одной комнате. Вот такая сложная система… А теперь он стал похожим на своего папочку. Сделался заносчивым, высокомерным. Так странно, я ведь с ним сидела над уроками часами, чтобы он не отставал от сверстников, водила его по разным секциям, кружкам, потому что в детстве он был слабым, слабее всех в классе, а теперь он смотрит на меня свысока, потому что я шестнадцать лет занималась только им и не сделала себе карьеры, ничего в жизни не добилась… А он-то, конечно, сейчас умеет больше, чем я: знает два языка, танцует, плавает, такой спортивный, а у меня во всех графах можно поставить одни прочерки. В общем, ты был прав в ту первую ночь, когда сказал, что я уже никому не нужна. Неправильно я построила свою жизнь, будь у меня возможность, я бы все теперь сделала иначе…
Она помолчала, задумалась: и как это у других все складывается хорошо? Откуда они знают этот секрет — как надо жить?
— Не знаю, в чем я ошибалась, — в том ли, что так сильно любила мужа и сына, но как можно регулировать свои чувства? Зря я посвящала им все свое время? А как узнать, где та грань, за которой начинается перебор внимания? А если бы я не уделяла им столько времени и сил, то винила бы сейчас себя в недостатке интереса к сыну? В общем, я пропустила момент, когда надо было остановиться, заняться собой и заставить своих мужчин уважать себя… Ой, о чем я говорю!.. Да, попробовала бы я так сделать, Веня тут же меня бросил бы. Был такой случай: взялась шить сынишке куртку, увлеклась и не успела приготовить ужин, а муж страшно возмутился: шей, говорит, но не в ущерб семье! То есть его интересы ни в коем случае не должны быть ущемлены.
Мария уже не рассказывала Хану свою историю, а сама себе задавала вслух те вопросы, на которые пыталась ответить сотни раз, да все безрезультатно. Она так увлеклась, что даже не заметила, как официальное «вы» заменила на «ты», а Хан принял это, как должное.
— Ты так боялась потерять мужа?
— Боялась…
Что-то в этом разговоре все же не понравилось ему, и пару ночей его не было. Возможно, хозяину просто уже надоели эти беседы, но Мария честно шла в темноте к дивану и отсиживала там дежурные полчаса. Теперь это было не в тягость, она могла выспаться и после обеда. На третью ночь он снова появился, и все пошло по-старому.
Как-то в один из дней Мария решила обойти всю территорию Центра целиком, начать от въезда, пройти по кругу и вернуться с другой стороны. Она прошмыгнула мимо других корпусов — у входа в каждый из них стояли ребята в камуфляже, возле них всегда было неприятно проходить. Потом свернула с асфальтированной дороги и по тропинке пошла параллельно бетонному забору, близко не подходя к контрольной полосе — на вышках на нее уже обратили внимание, и она видела, как снайперские винтовки поворачиваются вслед за ней.