Бессонница
Шрифт:
— И среди них был Эд Дипно! — выпалила Луиза, при этом Мак-Говерн метнул на нее возмущенный взгляд. Очевидно, он считал, что именно его долгом было сообщить подобную информацию.
— Эд? — спросил ошарашенный Ральф. — Но ведь Эд сейчас во Фреш-Харборе!
— Ошибаешься, — ответил Мак-Говерн. Несколько помятая коричневая федора <Fedora (англ.) — мягкая фетровая шляпа.>, которую Билл надел сегодня, придавала ему щегольской, даже ухарский вид, будто он играл журналиста в криминальной драме сороковых годов. Интересно, подумал Ральф, панама все так же в бегах или просто получила отставку до следующего лета?
— Сегодня Эд снова прохлаждается в нашей столь живописной городской тюрьме.
— А что именно произошло?
Но никто не знал подробностей. Пока все больше походило на слух, распространяющийся по парку, как эпидемия гриппа, слух, представляющий особый интерес для жителей именно этой части Дерри, потому что опять всплыло имя Эда Дипно. Как сообщила Луизе Мари Коллен, демонстранты швыряли камни, именно поэтому их и арестовали. Согласно Стэну Эберли, который поделился слухом с Мак-Говерном незадолго до того, как тот встретил Луизу, кто-то — возможно, Эд, но с таким же успехом это мог оказаться и любой другой смутьян — побил двух врачей, направлявшихся от Центра к служебному входу больницы. Дорожка, по которой они шли, является общественной собственностью, поэтому она-то и стала излюбленным местом проведения демонстраций протеста в течение тех семи лет, когда в Центре по просьбе женщин начали делать аборты.
Обе версии случившегося были настолько туманны и противоречивы, что Ральф имел все основания сомневаться в их правдивости. Скорее всего, арестовали нескольких правонарушителей, чей энтузиазм перешел все дозволенные рамки. В таких местечках, как Дерри, подобное случается довольно часто; слухи разрастаются как снежный ком, переходя из уст в уста.
И все же Ральф не мог отделаться от ощущения, что на этот раз все гораздо серьезнее, в основном потому, что как в версии Билла, так и в рассказе Луизы фигурировал Эд Дипно, а Эда уж никак нельзя назвать обывателем, протестующим против абортов. В конце концов, он был парнем, вырвавшим клок волос вместе с кожей из прически своей жены, пересчитавшим все ее зубы и сломавшим ей челюсть только потому, что увидел ее подпись под петицией, в которой только упоминался Центр помощи женщинам. Он был парнем, который действительно уверен, что некто, именующий себя Кровавым Царем — отличная кличка для борца, подумал Ральф, — прибыл в Дерри, а его помощники вывозят нерожденные жертвы из города в крытых грузовиках (плюс в некоторых пикапах, где человеческие зародыши прячут в бочонках с надписью «ОТ СОРНЯКОВ»). Нет, решил Ральф, раз уж в этом деле замешан Эд, значит, это не просто случай с неким оголтелым дуболомом, нацепившим на себя плакат протеста.
— Пойдемте ко мне, — неожиданно предложила Луиза. — Я позвоню Симоне Кастонья. Ее племянница работает в регистратуре Центра. Если кто-то и знает, что же произошло на самом деле, то это Симона — уж она обязательно позвонила Барбаре.
— Но я собрался в супермаркет, — помялся Ральф. Конечно, это не то, но совсем маленькая: аптека находилась рядом с супермаркетом, в полу квартале от парка. — Я зайду к тебе на обратном пути.
— Хорошо, — улыбнувшись, ответила Луиза. — Мы ждем тебя через несколько минут, ведь так, Билли?
— Конечно, — ответил Мак-Говерн, неожиданно заключая Луизу в объятия.
Объем был велик, но ему все же удалось справиться. — А пока ты принадлежишь только мне. О Луиза, эти сладкие мгновенья пролетят как один миг!
А за оградой парка несколько молоденьких женщин с детишками в колясках наблюдали за ними, возможно, привлеченные жестикуляцией Луизы, становившейся просто грандиозной, когда та бывала чем-то взволнована. И теперь, когда Мак-Говерн, обняв Луизу, слегка наклонил женщину, глядя ей в глаза с испепеляющей страстью плохонького актера, исполняющего последнее па знойного танго, одна из мамаш что-то шепнула на ушко другой, и обе рассмеялись. Пронзительный, недобрый звук, заставляющий думать о царапанье мела по грифельной доске или о скрежете вилок по фаянсовой посуде.
«Посмотри на это забавное старичье, — как бы говорил их смех. — Посмотри на этих стариков, вообразивших, что они снова молоды».
— Прекрати, Билл, — попросила Луиза. Она вся пылала, возможно, не только потому, что Билл отколол одну из своих обычных шуточек. Она услышала смех за оградой. Мак-Говерн, без сомнения, тоже слышал, но он считал, что они смеются вместе с ним, а не над ним. Иногда, подумал Ральф, несколько раздутое "я" может служить отличной защитой.
Мак-Говерн отпустил Луизу, затем, сняв федору, сделал поклон, как бы извиняясь. Луиза, правда, была слишком занята своей кофточкой, выбившейся из юбки, чтобы обращать на него внимание. Румянец сходил с ее щек, и Ральф заметил, что оно приобретает нездоровую бледность. Он надеялся, что Луиза не больна чем-нибудь серьезным.
— Приходи, если сможешь, — вновь обратилась она к Ральфу.
— Обязательно, Луиза.
Мак-Говерн обнял ее за талию, на этот раз вполне естественно и дружески, и они вместе направились к дому Луизы. Глядя им вслед, Ральф внезапно испытал сильнейшее ощущение deja vu <Уже виденное (франц.)>как будто он уже видел их, идущих в обнимку, только в другом месте. Или в другой жизни. Затем, когда Мак-Говерн опустил руку, разрушив тем самым иллюзию, Ральфа осенило: да это же Фред Астер, ведущий темноволосую, довольно крупную Джинджер Роджерс в провинциальный кинотеатр, где можно «танцевать» под мелодию Джерома Керна или Ирвинга Берлина.
"Какая чушь, — думал он, направляясь к аптеке. — Какая ерунда, Ральф.
Билл Мак-Говерн и Луиза Чесс так же похожи на Фреда Астера и Джинджер Роджерс, как…"
— Ральф? — вдруг услышал он голос Луизы и обернулся. Теперь их разделяла дорога. По Элизабет-стрит проносились машины, мешая им видеть друг друга.
— Что? — крикнул он в ответ.
— Ты выглядишь лучше! Более отдохнувшим! Ты наконец-то стал лучше спать?
— Да, — ответил он, подумав: «Еще одна маленькая ложь во спасение». — Ну разве я не говорила тебе, что ты сразу почувствуешь себя лучше с наступлением осени? До скорого!
Луиза помахала ему, и Ральф удивился, вдруг увидев ярко-голубые лучики, исходящие от коротких, аккуратно подстриженных ногтей женщины. Они напоминали след, оставляемый в небе реактивным самолетом.
«Какого черта?..»
Ральф зажмурился, затем снова посмотрел. Ничего. Только Билл и Луиза, идущие по улице к ее дому. Никаких ярко-голубых лучей, ничего… Но когда взгляд Ральфа упал на тротуар, он увидел, что Луиза и Билл оставляют после себя следы на асфальте, следы, так напоминающие изображения ступней в старом пособии Артура Мюррея по обучению танцам. Следы, оставляемые Луизой, были молочно-серого цвета. У Мак-Говерна, побольше, но все-таки деликатные — темно-оливковые. Они светились на тротуаре, и до Ральфа, застывшего на противоположной стороне Элизабет-стрит с отвисшей почти до груди челюстью, внезапно дошло, что он видит еще и тоненькие ленточки разноцветного дыма, тянущиеся от следов Луизы и Билла. А может, это всего лишь пар?
Городской автобус скрыл следы из вида, а когда он прошел, те исчезли.
На тротуаре не было ничего, кроме оставленного кем-то мелом признания внутри полустертого сердца:
«СЭМ + ДИНИ = НАВСЕГДА».
«Эти следы не исчезли, Ральф. Во-первых, их здесь вообще никогда не было. И ты это прекрасно знаешь».
Да, Ральф знал. Просто сначала он подумал, что Билл и Луиза похожи на Фреда Астера и Джинджер Роджерс, а затем развил эту мысль, придя к фантомам отпечатков шагов, как на схеме из пособия Артура Мюррея. Конечно, во всем этом была странная логика. И все же — он испугался. Сердце в груди билось быстро, а когда Ральф на мгновение закрыл глаза, пытаясь успокоиться, он вновь увидел лучики, струящиеся из кончиков пальцев Луизы. «Просто мне необходимо отоспаться, — подумал Ральф. — Крайне необходимо. Если мне это не удастся, еще и не такое померещится».