Бессонница
Шрифт:
— Хорошо. Еще раз спасибо.
Уайзер кивнул и отошел к прилавку.
Ральф прошел мимо ряда N3, свернул налево к большой выставке презервативов и вышел на улицу через дверь с надписью: "СПАСИБО ЗА ПОКУПКУ В «РАЙТ-ЭЙД». Поначалу он не нашел ничего необычного в яркости, от которой вынужден был зажмуриться, — в конце концов, стоял полдень, а в аптеке было несколько темновато. А затем Ральф открыл глаза, и сердце едва не остановилось у него в груди.
На лице его появилось удивленное выражение, граничащее с шоком.
Так мог бы выглядеть первооткрыватель-путешественник, преодолевший непроходимую сельву, когда перед его взором неожиданно предстает легендарный затерянный город или умопомрачительное геологическое чудо — бриллиантовая скала или, возможно, каскад водопадов. Ральф откинулся на голубой почтовый ящик у входа в аптеку. Дыхание по-прежнему теснило, а взгляд метался из стороны в сторону, пока его мозг пытался понять только что полученную новость — одновременно чудесную и ужасающую.
Видение аур вернулось, но сказать это было все равно что сообщить о Гаити как о месте, где не нужно носить пальто. На этот раз свет был повсюду, неистовый и изобильный, непривычный и прекрасный.
За всю свою жизнь Ральф лишь раз испытал ощущение сродни этому.
Летом тысяча девятьсот сорок первого, когда ему едва исполнилось восемнадцать, он добирался на попутных из Дерри к своему дяде, жившему в Пугкипси, штат Нью-Йорк. Предстояло проделать еще миль четыреста. Вечерняя гроза во второй день его путешествия устала стремительно обгонять пилигрима, и Ральф направил свои стопы к ближайшему укрытию — скособочившемуся, словно подвыпивший гуляка, сараю на краю сенокосного луга. В этот день Ральф больше шел пешком, чем ехал, и поэтому сразу уснул крепким молодецким сном в заброшенном стойле, прежде чем первый раскат грома расколол темнеющее небо.
Проснувшись утром следующего дня после продолжительного четырнадцатичасового сна, он огляделся вокруг в полнейшем изумлении, даже не понимая до конца в первый момент, где находится. Он знал только, что это какое-то темное, приятно пахнущее место и что мир вокруг превратился в потоки ослепительного бриллиантового света. Затем Ральф вспомнил, как нашел укрытие в сарае, и вдруг понял, что это странное видение вызвано игрой лучей яркого солнечного света, пробивающегося сквозь щели в деревянной крыше и стенах сарая… Только и всего. И все же он просидел еще минут пять в молчаливом восхищении, восторженный мальчишка с застрявшими соломинками в волосах; он сидел с поднятой головой, любуясь, как золотистые пылинки лениво кружатся в солнечных лучах. Ральф вспомнил испытанное тогда ощущение, будто он находится в храме.
Сейчас с ним произошло нечто подобное, только с удесятеренной силой.
Но самое странное заключалось в следующем: он не мог описать, что же произошло на самом деле и как именно изменился мир, став вдруг таким прекрасным"
И у предметов, и у людей — особенно у людей — появились ауры, правильно, но этим чудеса не ограничивались. Вещи никогда не были такими сверкающими, такими непреложно осязаемыми. Машины, телефонные будки, продуктовые тележки перед супермаркетом, контуры жилых домов на противоположной стороне — все это как бы внезапно обрушивалось на него.
Неожиданно сей бесцветный, грязный уголок Уитчхэм-стрит превратился в Страну Чудес, и в этом половодье красок и света трудно было сразу понять, что именно он видит, присутствовало лишь осознание великолепия неведомого чуда-сказки.
Единственное, что он мог выделить, были ауры, окружающие фигуры людей — те сновали вокруг, входя и выходя из магазинов, загружали покупки в багажники машин или садились в авто и уезжали по своим делам. Некоторые из аур были ярче других, но даже самые тусклые теперь сияли во сто крат сильнее, чем тогда, когда Ральф впервые столкнулся с этим феноменом. «Несомненно, именно об этом и говорил Уайзер. Это гиперреальность, и то, что ты видишь, не более чем галлюцинация человека, напичканного транквилизаторами. То, что ты видишь, всего лишь еще один симптом бессонницы — не больше. Смотри, Ральф, и восхищайся сколько угодно это действительно великолепно, — только вот верить в это не стоит».
Однако Ральфу не нужно было упрашивать себя дивиться — все вокруг представляло собой истинное чудо. Хлебный фургон, сдав назад, отъехал от кафе, где они пили кофе с Уайзером, и светящаяся темно-бордовая субстанция — цветом напоминающая засохшую кровь — стала изливаться из выхлопной трубы.
Это был не дым и не пар, но нечто, напоминающее и то, и другое. Свечение вырывалось повторяющимися вспышками, наподобие ленты электрокардиограммы.
Взглянув на тротуар, Ральф увидел впечатанный в бетон след от колес машины того же темно-бордового оттенка. Фургон поспешил дальше, и призрачные следы выхлопов превратились в ярко-красную артериальную кровь.
И такие странные вещи происходили повсюду — нечто неведомое в пересечении косых полос света вновь напомнило Ральфу поток солнечных лучей, пробивавшихся сквозь щели в стенах и крыше давным-давно исчезнувшего с лица земли сарая. Но самым удивительным были люди, именно их оболочки ауры оказались столь поразительно различны и реальны.
Из супермаркета вышел мальчишка-рассыльный, толкая перед собой тележку с зеленью. Он двигался в таком ослепительно белом ореоле, что напоминал перемещающийся прожектор. Аура женщины, идущей рядом с ним, была сравнительно тусклой, серо-зеленого оттенка сыра, начавшего портиться. Юная девушка окликнула рассыльного из открытого окна «субару», помахав ему; ее левая рука оставила в воздухе яркие полосы нежно-розового, леденцового цвета. Но они почти сразу же растаяли. Парнишка, улыбнувшись, помахал в ответ, след его руки превратился в желто-белый фонтан. Ральфу это показалось похожим на плавник рыбки из аквариума. Плавник тоже таял, но значительно медленнее.
Сначала это смущающее, феерическое видение вызвало у Ральфа неподдельный ужас, но вскоре страх уступил место восхищению, благоговению и просто интересу. Какое красивое и захватывающее зрелище! «Но это не реально, — предупредил он себя. — Не забывай, Ральф. На самом деле ничего подобного не существует». Он пообещал себе, что попытается не забыть. Но предостерегающий голос казался таким далеким… Теперь он заметил кое-что еще: от головы каждого, кого он видел, вверх поднималась прозрачная яркость. Наподобие шелковой ленточки или полоски яркой гофрированной бумаги, она, вспыхнув, уходила вверх, пока не исчезала из вида. У некоторых людей точка исчезновения находилась в пяти футах над головой, у других же длина этого струящегося потока достигала десяти и даже пятнадцати футов. В большинстве случаев свет этой яркой восходящей линии гармонировал с оттенками всей ауры — ярко-белый у рассыльного, серо-зеленый у дамы, шедшей рядом с парнишкой, — но было и несколько поразительных исключений. Ральф увидел ржаво-красный поток, исходящий из головы мужчины средних лет, окруженного темно-синей аурой, а у женщины со светло-серой аурой восходящий поток был поразительного (но и несколько настораживающего) цвета фуксии. В некоторых случаях — их было не так уж много, всего два или три, — восходящие струйки были почти черными. Ральфу это не понравилось, и он заметил, что люди, которым принадлежали эти «веревочки от воздушного шарика» (именно так он тут же мысленно окрестил их), не выглядели здоровыми.
«Конечно, они больны. Эти „веревочки“ являются индикаторами здоровья… И болезни в некоторых случаях».
«Ральф, — обеспокоился другой голос, — на самом деле ты не видишь этих вещей, договорились? Мне не хочется быть занудой, но…»
Но возможно ли, что все происходящее на самом деле реально?
Может быть, постоянное недосыпание, усиленное влиянием осознанных, последовательных снов, сыграло с ним невероятную шутку, дав возможность заглянуть в некое иное измерение, не доступное обычному восприятию? «Оставь это, Ральф, и притом немедленно. Это самое лучшее, что можно сделать, иначе ты рискуешь оказаться в одной лодке с беднягой Эдом Дипно». Мысль об Эде натолкнула на неясную ассоциацию — что-то, сказанное Эдом в тот день, когда его арестовали за избиение жены, — но прежде, чем Ральф смог вспомнить, почти прямо в его левое ухо детский голос произнес: