Бессонница
Шрифт:
А Барин стоял у парапета, свистел. Увидел городового и крикнул ему:
– Пиль!!
И Мари схватилась за сердце, как будто ее ударили,
– Саша!
Барин оторвался от парапета и побежал, не соображая, что делает, отдаваясь только животно-птичьему чувству, которое возникает от бега.
Вбежал во двор, чтобы убить. Увидел Мари, подошел к ней, корча презрительную рожу - и упал возле нее на колени.
И обнял. И губами, зубами, взял краешек ее платья. И не мог разжать зубы.
Была минута. Две. Три минуты. Без времени.
У помойного ящика.
Пьяные выходили из церкви, хорошие, мудрые. Повзрослевшие. Раздавали милостыню. Кормили с рук пирогами нищих и убогих. Надевали на них лавровые венки и "сандалии".
Напоили глинтвейном, уже остывшим.
– Нет, видишь, письмо без даты. Может, он уже и был.
И поехали обратно, молча. Медленно.
Барин катил им навстречу. На телеге лежала Мари, накрытая попоной вся, до лица.
Снег падал ей на лицо и не таял.
– Венчают с десяти, - говорит Барин, - Или как проснутся. Ехать еще где-то с четверть часа. Надо постоять, чтобы не приехать раньше гостей, он завернул лошадь к лесу, остановился.
Хорошо прикрыл телегу ветвями елей. Думал.
– Ну - не умер, - думал Барин.
– Не прав. "Не убился с горя от счастья". Ничего - аккуратно снял снег с глазниц Мари и разглядел ее как картинку. Как миракль.
Пьяные молча проехали мимо. Обратно.
– Еще минут десять - и поедем, - сказал Барин, и аккуратно, по-мужицки, стал ждать.