Бессонный патруль (сборник)
Шрифт:
— Под замком он в сарае стоит. Купил сыну, а прав у него нет. Так и не ездит никто…
— А Алим-то дома сам? — спросил Бычков.
— Дома.
— Чего же он не показывается? Позовите его, он нужен.
Хозяин направился к дому, а Игорь Алексеевич вышел за ограду на улицу пригласить понятых. Ржаво скрипнули петли, дверь дощатого сарая отворилась.
— Странно, очень странно, — Михаил Михайлович повернулся, взглянул Алиму прямо в лицо. — Так где же ваш мотоцикл, Алим?
Худощавый юноша, коротко стриженый, чуть заметно двинул рукой:
— А почему вы спрятали мотоцикл?
— Спрятал, чтобы не ездить… Я даже бензин слил… Прав-то у меня нет…
— Выходит, сам от себя прятал, — заметил Бычков. — не доверяешь, выходит, себе. А это плохо. Такому человеку глотка спиртного достаточно, чтобы голову потерять.
— А я не пью, совсем не пью. Отец не разрешает. У нас в семье строго насчет этого…
— Все мы не пьем, — вздохнул Бычков. — Сейчас посмотрим, сколько ты намотал на спидометре… Если, конечно, он у тебя в порядке.
Спидометр показал чуть ли не восемьсот километров — Алим пояснил, что на спидометре уже было около ста километров, когда он покупал мотоцикл, а остальные — чего греха таить! — наездил по поселку вечерами, когда улицы были безлюдны, ему никто не мешал учиться водить, да и сам он со своим мотоциклом тоже не был помехой ни сельчанам, ни транспорту.
Михаил Михайлович составил протокол, посоветовался с Бычковым и Бурлубаевым — не упущено ли чего — и прочитал его понятым. В протоколе, как и положено, указывалось, где, когда, кем, в присутствии кого была произведена выемка мотоцикла, не имеющего номерного знака. И еще Матасов посчитал не лишним записать в протокол: «На переднем крыле мотоцикла обнаружены царапины, происхождение которых его владелец не мог объяснить».
— У вас есть замечания, дополнения к изложенному? — обратился Михаил Михайлович к понятым.
— Нет, у меня нет… — ответила женщина, и, взглянув на Алима, виновато опустила глаза.
— А у меня есть. — Дородный, седеющий мужчина достал из портфеля очки, неторопливо протер их и попросил у Матасова протокол. — Вот здесь… Вы пишете: «Мотоцикл обнаружен в надворном сарае под грудой рубленных веток.»
Все это так. Его, действительно, обнаружили там, но я вас прошу подчеркнуть, что хозяева не только не препятствовали поиску мотоцикла, но более того, по первому требованию указали, где он находится и открыли сарай.
— Хорошо. — Михаил Михайлович внес замечание в протокол.
Подписали.
Во двор между тем набралось народу — соседи, знакомые… Любопытно ведь, ни с того, ни с сего — милиция!
Как? Что? Почему? Каждый, кажется, вполголоса норовит высказать свои соображения и догадки, а шум — хоть святых выноси.
— Хотел поговорить с тобой, да, видно, тут не получится. Пойдем в машину, — сказал Бычков, и Алим молча направился за ним к «Волге».
Игорь Алексеевич поднял стекла — так тише.
— Что же ты права до сих пор не получил? Месяца три, как купил, так ведь?
— Да, купили в апреле. Одни раз сдавал — не получилось. Собираюсь снова…
— Водишь хорошо?
— Научился.
— Небось
— Нет, там не езжу. В селе только… Когда учился, а потом поставил и все.
— Не ездишь, значит. Не ездишь… — Бычков задумчиво посмотрел на юношу.
— А что с носом у тебя? Где поцарапал?
Алим машинально притронулся к переносице, словно желая убедиться, что старая, уже затянувшаяся ссадина до сих пор не исчезла с лица.
— Да, это так… Выпил в Алма-Ате на автовокзале, упал с лестницы. Пропахал носом… — Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.
— Напиши объяснение, как это было. Вот тебе бумага, ручка — пиши.
— А как писать? — тихо спросил Алим.
— Так и пиши… По существу заданного мне вопроса о происхождении ссадины на лице могу пояснить следующее… И далее о том, что случилось на вокзале, и когда. Ничего мудреного.
В машину сел Матасов, сказал, что здесь все закончено — копия протокола выемки вручена хозяину дома, и изъятый мотоцикл передан на хранение участковому уполномоченному Бурлубаеву.
— А тут без тебя разговорились, — сказал Бычков. — Видишь, у Алима ссадина на переносице? Оказывается, на автовокзале упал на лестнице. Пишет объяснение.
— Повезло ему, — заметил Михаил Михайлович. — На этих ступенях шею сломать можно, а он царапиной отделался, словно на сучок напоролся.
Алим молча протянул объяснение Бычкову. Задумался, вспоминая что-то.
— Нет, товарищ лейтенант, не так было… Вспомнил я. Это я курицу задавил на улице. Здесь, в селе… Не удержался, упал… Вот тогда-то и покарябал лицо.
— Запамятовал, стало быть. Бывает. Вот тебе еще лист бумаги, пиши второе объяснение. Про курицу…
Алим написал.
— Точно, помнишь, что курицу? Соседи видели?
— Видели, наверное, — неопределенно ответил Алим. — Курица белая была.
— Пойду проверю. Народу много, может, кто и видел.
Через несколько минут Игорь Алексеевич вернулся.
— А знаешь, Михаил Михаилович, Алим-то верно сказал. Задавил он… Действительно задавил… Только не курицу… Петуха.
Ожившее на мгновенье лицо парня снова померкло.
— Так кого же ты все-таки задавил — курицу или петуха?
Наступило молчание.
— Петуха.
— Ну вот! Так ты у меня всю бумагу изведешь. — И третье письменное объяснение легло в планшетку старшего лейтенанта. Матасов сказал, что все — пока хватит, можно ехать, и ему, Алиму, — тоже придется съездить вместе с ними в Талгар, в райотдел милиции. «Включай двигатель, я только сбегаю предупредить отца».
Задержание хотя и является исключительной мерой процессуального принуждения, но и Матасов и Бычков в данном случае считали, что имеется достаточно оснований предполагать виновность Алима в совершении преступления, за которое по уголовному закону может быть назначено лишение свободы. А раз так — статья 109 Уголовно-процессуального кодекса Казахской ССР дает право на краткосрочное задержание подозреваемого.