Бесспорное правосудие
Шрифт:
– Она была единственным ребенком в семье? – спросил Дэлглиш. – О других ее родственниках ничего не известно, а дочь утверждает, что их нет. Впрочем, дети могут и не знать.
– Похоже, так и есть. Она, безусловно, была единственным ребенком, и каждый из родителей тоже не имел братьев и сестер.
– Да, одинокое детство.
– Еще какое одинокое! Она ходила в местную среднюю школу, но ее подруг, если они у нее были, никогда не приглашали в «Дейнсфорд». Возможно, ее отец считал, что достаточно видит детей в течение рабочего дня. Да, можно сказать, что она была одиноким ребенком. Наверное, поэтому наши занятия так много значили для нее.
– В ее кабинете мы нашли
На Фроггета эти слова произвели необыкновенный эффект. Глаза наполнились радостью, лицо покраснело от удовольствия.
– Значит, она его сохранила и держала в «Чемберс». Мне очень приятно, очень. Это мой маленький подарок ей при расставании. Мы часто обсуждали дело Седдона. Наверное, вы помните слова Маршалла Холла: «Такого мерзкого дела у меня еще не было».
– Вы сохраняли с ней контакт после того, как ушли из школы?
– Нет, мы больше не встречались. Во-первых, не было подходящего случая, а во-вторых, это не представ-лялось удобным. Мы полностью утратили связь. Впрочем, это не совсем так: утратила только она, я никогда не терял ее из виду. Естественно, что я живо интересовался ее карьерой. Следить за ее успехами стало моим делом. Можно сказать, что карьера мисс Венис Олд-ридж была моим главным интересом на протяжении последних двадцати лет. Вот почему я пришел к вам. В этом пакете вырезки, где собрана вся информация, какую я смог раздобыть, обо всех ее главных процессах. Мне кажется, что тайна смерти Венис может таиться в профессиональной жизни: разочарованный клиент, кто-то, чью вину она успешно доказала, бывший заключенный, затаивший обиду. Могу я вам показать?
Дэлглиш кивнул, глядя в глаза, полные мольбы и душевного волнения. Он не смог заставить себя сказать, что такого рода информацию полиция легко найдет в картотеке «Чемберс». Мистеру Фроггету было необходимо показать свой архив кому-то, кто сможет проявить интерес к его подвигу, и смерть Венис Олдридж была по крайней мере оправданием этой демонстрации. Дэлглиш следил за движениями чистых пальчиков, сражающихся с неимоверным количеством узелков. Наконец бечевку сняли и аккуратно смотали в клубок. И тут открылось сокровище.
Это были действительно поразительные документы. Под заголовками с указанием даты и названия судебных процессов были аккуратно приклеены фотографии и вырезки из газет, судебные отчеты и журнальные статьи с суждениями по наиболее известным процессам. Сюда Фроггет также приобщил записи из блокнота, в которых излагал собственные впечатления от судебных процессов, некоторые места были подчеркнуты, другие – отмечены восклицательными знаками. Видно, что свидетельские показания он выслушивал с прилежностью стажера в «Чемберс». Просматривая страницы, Дэлглиш обратил внимание, что ранние дела были представлены главным образом газетными вырезками, но процессы последних двух лет были расписаны во всех подробностях. На них явно лично присутствовал Фроггет.
– Вам, наверное, трудно было заранее узнать, где будет вести защиту мисс Олдридж? – спросил Дэлг-лиш. – Похоже, в последние годы вам особенно везло.
Он сразу почувствовал, что его вопрос был нежелательным. После небольшой паузы мистер Фроггет ответил:
– Просто повезло. Появился один знакомый в этой сфере, который мог заранее сообщать мне о делах, находящихся на рассмотрении. Как известно, публику пускают на процессы, поэтому такая информация не засекречена. Однако я предпочел бы не называть фамилию своего знакомого.
– Благодарю вас за эти материалы, – сказал Дэлглиш. – Разрешите подробнее ознакомиться с ними? Я, естественно, напишу расписку.
Радость Фроггета была слишком очевидна. Он следил, как Дэлглиш пишет расписку.
– Вы упомянули, что могли возглавить школу. И что этому помешало? – спросил Дэлглиш.
– А вы разве не слышали? Это старая история. Думаю, Кларенс Олдридж был в своем роде садист. Я много раз протестовал против частого и сурового обращения с детьми, против физических наказаний, но, несмотря на занимаемое положение в школе, влияние мое было невелико. Для директора не существовали авторитеты. Тогда я решил, что вряд ли смогу сотрудничать с человеком, к которому утратил уважение, и подал заявление об уходе. Вряд ли можно назвать случайностью произошедшую на следующий год трагедию. Один из младших учеников, Маркес Ульрик, повесился на перилах лестницы, свив удавку из пижамы. Иначе на следующее утро его ждала бы порка.
Наконец-то ценная информация. Если бы не его въедливость, Дэлглиш упустил бы ее. Но он и виду не подал, что фамилия мальчика привлекла его внимание.
Вместо этого он спросил:
– А мисс Олдридж вы с тех пор не видели?
– После того, как покинул школу, ни разу. Не думал, что будет правильно напоминать ей о себе или вступать в контакт. Можно с легкостью присутствовать на судебных заседаниях и быть незамеченным. К счастью, Венис никогда не смотрела на публику, а я старался не сидеть впереди. Не хотел, чтобы она думала, что я ее преследую. А то она могла бы решить, что я из числа надоедливых фанатов. У меня не было никакого желания вторгаться в ее жизнь или как-то использовать нашу былую дружбу. Вряд ли стоит говорить, что я желал ей только добра. Хотите – верьте, хотите – нет, коммандер. Возможно, я должен предоставить алиби на этот вечер. Это легко сделать. Я находился на вечерних занятиях с половины седьмого до половины десятого в Уоллингтонском институте в Сити. Я хожу туда каждую неделю. С половины седьмого до восьми мы изучаем архитектуру Лондона, а затем с восьми до девяти у меня урок итальянского языка. Надеюсь, на следующий год совершить первую поездку в Рим. Могу назвать вам преподавателей обоих классов, и они, а также все присутствующие, подтвердят, что я все это время находился в институте. Чтобы добраться до Темпла из института, мне потребовалось бы полчаса, так что, если мисс Олдридж была к половине десятого мертва, я вне подозрений.
Последние слова он произнес даже с некоторым сожалением, словно расстроился, что ему не удастся оказаться в числе подозреваемых. Дэлглиш горячо поблагодарил его и встал из-за стола.
Но посетитель не торопился. Он засунул расписку в отделение довольно потрепанного бумажника, а последний положил во внутренний карман пиджака и похлопал по нему, словно желая убедиться, что с бумажником все в порядке. Затем торжественно пожал руки Дэлглишу и Пирсу, как будто все трое покончили с неким сложным и чрезвычайно тайным делом. Под конец бросил последний взгляд на лежащую на столе Дэлглиша папку, и было видно, что он изо всех сил сдерживает желание еще раз напомнить Дэлглишу, чтобы тот берег ее.
Пирс проводил Фроггета. Быстро вернувшись, он заговорил с присущим ему пылом:
– Удивительный человек! С большими странностями! Самый необычный фанат из всех, кого я видел. Как вы полагаете, сэр, как это началось?
– Влюбился, когда она была еще ребенком, а потом влюбленность переросла в маниакальную одер-жимость – ей, или криминалистикой, или обеими сразу.
– Странное хобби. Не представляю, что оно ему дает. Фроггет явно считает Олдридж своей протеже. Интересно, как она к нему относилась? Из того, что мы о ней знаем, скорее всего никак.