Бесстрашные
Шрифт:
Вскоре в коридоре вырос маленький холмик, под которым лежали Аргунов и Юргенсен. Оставшиеся в живых постояли еще несколько минут с лопатами в руках в скорбном молчании, с опущенными головами у могилы товарищей. Только де Кастелло, беспрерывно стонавший от боли, лежал в соседней комнате при слабом свете одной лампочки.
– Итак, то, что умерло, должно быть похоронено. Мы, живые еще, должны приложить все усилия к тому, чтобы продержаться, – вывел Швиль своих товарищей из подавленного состояния. И снова все, повинуясь ему без возражений, взялись за лопаты.
Кислород, предоставленный Ронделлем, облегчил работу и постепенно поднял настроение.
Пионтковский многозначительно отвел Швиля в сторону.
– С де Кастелло дело обстоит плохо, – заметил он, – у него невыносимые боли.
– Разве нельзя ничем помочь? – спросил Швиль, искренне озабоченный.
– К сожалению, нет. Одну ногу в сущности, необходимо сразу ампутировать, иначе возникает опасность заражения крови.
– Вы сказали ему?
– Нет, не вижу смысла, если ничего нельзя предпринять…
– Хорошо, предоставим его судьбе. В конце концов он может страдать только до тех пор, пока это будет возможно.
– А потом? – спросил доктор.
Швиль не ответил, но его пристальный, упорный взгляд был красноречивее слов.
Затем они вернулись в только что открытое помещение, где Ронделль и Ллойд срывали золотые украшения с колесницы. Доктор тоже принялся за работу. При каждом рывке, уничтожающем сокровище, археолог чувствовал тупую боль, но он утешал себя мыслью о том, что главные сокровища были еще далеки от варварских и жадных рук. Точный план на древнем папирусе был у него. Только он единственный знал, где находится золотой клад и сокровищница. У него не было еще определенного плана, но возмущение, нараставшее в нем все больше и больше, могло побудить его на неожиданный шаг.
Они работали до полного изнеможения, и когда вернулись в первую комнату, то измученные упали на матрацы. О сне никто не мог думать, де Кастелло продолжал кричать не переставая. Пионтковский дал раненому большую дозу снотворного, но и это средство не могло смягчить сильных болей. Не оставалось ничего другого, как уйти отсюда; каждый взял свой матрац и перешел в то помещение, где стояла колесница. Но и это не помогло: крики доносились и сюда. «Бесстрашные» залезли под одеяла, затыкали уши ватой, но все было тщетно. Наконец они настолько отупели от беспрерывных криков де Кастелло, что заснули.
Швиль проснулся в тот момент, когда кто-то сильно тряс его за плечи: это был доктор Пионтковский.
– Пойдемте, Швиль, – попросил он и повел его в первую комнату. Там, недалеко от своего матраца лицом на каменном полу, лежал де Кастелло. Из рань на виске капала кровь. В желтой, одеревеневшей руке он держал револьвер.
– Самоубийство. Он не мог больше выносить этих болей, – заметил доктор.
– Это и было моим вчерашним намеком, что его надо предоставить собственной судьбе, – спокойно заметил Швиль. Вскоре проснулись Ронделль и Ллойд.
– Третий мертвец, – прошептал Ронделль. Он был до такой степени смущен, что Швиль, несмотря на печальное положение, не мог удержаться от улыбки. Ронделль, пытавшийся прошлой ночью застрелить его за то, что он говорил о мести фараонов, теперь стал бояться. Швиль посмотрел на других, и улыбка сразу исчезла с его губ, потому что стоявшие вокруг него люди, судя по выражению их лиц, были близки к безумию. Он ясно понимал, что с ними происходит. Тайны, скрытые здесь в каждом углу, с огромной силой действовали на психику современных людей. Трое мертвых – неоспоримое доказательство жертв таинственной силы – еще больше смущали оставшихся в живых. Этот страх перед невидимым мстителем в самом скором времени прорвется самым ужасным образом. И тогда все будет кончено: три трупа и столько же безумных, отрезанных от всего мира…
Швиль впервые почувствовал страх. До сих пор он держался, может быть, только потому, что как археолог в течение многих лет жил в очаровании этого мира. Его мысли, глаза и вся психика привыкли к этому миру тайн. Но кто знает, сколько он еще сможет выдержать, если «Бесстрашные» сдадутся? Безумие заразительно… Швиль выпрямился.
– Не малодушествовать! Нам надо сейчас же закопать и Кастелло. Вперед, – скомандовал он, но никто не шевельнулся. Тогда он сам взял труп и отнес его в коридор.
Он думал, что его пример выведет товарищей из ужасного оцепенения, но ошибся: они все молча стояли на своих местах. «Неужели то, что я думал, уже началось?» – испуганно подумал Швиль.
Он положил де Кастелло в угол, засыпал его и бросил на труп несколько камней, чтобы тонкая пыль не осыпалась вниз. Затем вернулся к остальным. Он потряс доктора, но тот неподвижно продолжал смотреть на Швиля, как будто тот был прозрачным.
– Вы еще живы, доктор? Скажите несколько слов! – крикнул Швиль.
Бледная улыбка тронула тонкие губы доктора. Швиль облегченно вздохнул: значит, с ним не так еще плохо.
– Я не знаю, Швиль, – произнес наконец доктор, – мне кажется, что я совсем не живу, а парю где-то в неизвестности. Смешно, не правда ли?
– Ерунда, доктор, все, что вы видите и слышите, это реально, поняли? – снова потряс его Швиль за плечи.
– Да, конечно, – тот показал на коридор, где лежали мертвецы. – Но все здесь так непонятно.
– Не думайте об этом. Многое непонятно: природа, Бог, вся жизнь. Но это ничего не значит. Мы тем не менее любим природу и верим в божественное начало. Нельзя только пытаться понять непонятное силой. Вот, доктор, – Швиль протянул ему стакан коньяку, – реальный, совершенно земной напиток, пейте, и если вы как следует зальете за воротник, вам станет лучше.
Доктор Пионтковский приветливо улыбнулся ему и послушно выпил.
– Так, а теперь мне надо растрясти остальных, – сказал Швиль и схватил руку Ллойда. Тот даже не посмотрел на него. Взгляд англичанина был прикован к луже крови, оставшейся после трупа де Кастелло. Швиль принес глины и засыпал кровь. Ллойд поднял голову и отчужденно посмотрел на археолога. Потом он медленно прошел в угол, где лежал матрац де Кастелло, и опустился на него. Швиль нагнулся над ним, внимательно рассматривая его лицо. На нем не было совершенно никакого выражения. Вместо лица была только белая маска, на которой торчала щетина его бороды.