Бестселлер
Шрифт:
Судебное решение, вынесенное в Берне, имело значение нравственное. «Протоколы» продолжали издаваться и распространяться. В Германии напечатано два миллиона экз. По словам Бурцева, фашистское правительство в Берлине, «совершенно озверевшее», внедряет «Протоколы», изданные Розенбергом, в школьные программы. На борьбу с еврейством ассигнованы огромные средства. Немцы, говорит Бурцев, действуют цинически, «как настоящие ученики русских большевиков».
Вместе с тем он с горечью констатирует «позорное поведение» еврейских общественных деятелей, которые, по его мнению, вялы и неактивны в борьбе с антисемитизмом,
Ваш автор, друг-читатель, молчать не может. Парижский резидент тов. Аллигатор отказал ему в известности литературной. Так говорят о том, кто канул в Лету. Но автор ваш, ведь он живой. И потому он оскорблен.
Всего хуже то, что упоминание моего имени вызвало недоуменное раздражение тов. Сталина, зеленым карандашом он обозначил на полях машинописи: «А это еще что за сволочь?».
Грубое замечание тов. Сталина, сделанное как бы вопреки сытости, в какой он находился после фазаньего жаркого, замечание это в известной степени, а лучше сказать, в степени неизвестной, предопределило командирование вашего автора в Вятский исправительный лагерь. Впрочем, все плохое непременно имеет и светлые просветы. Там, в исправительном, произошло исправление подлинное, не то бы автор ваш доселе обретался в толпе идолопоклонников.
Последнее. Тов. Сталину не понравилось участие Бурцева в бернском судоговорении. Однако нравилось и даже, можно сказать, льстило замечание Бурцева об ученичестве Гитлера у большевиков, хотя втайне и саднило душу отставание от Гитлера в решении еврейской проблемы.
Все это и отозвалось на решении участи Тагера*, упомянутого выше, и нескольких других, вроде бы пытавшихся что-то отыскать в архиве. Они были расстреляны. Дело обычное. А вашему автору – дело необычное – повезло.
И потому он имеет возможность продолжить извлечения из сообщений бывшего члена Совета московской Третьяковской галереи, а ныне жителя рю дю Колизе, частого собеседника честного Бурцева.
Источн.: Аллигатор.
Бурцев сдает в типографию новый номер своего «Общего дела». На издание он получил две тысячи франков от Союза казаков в лице Маркова. Остальные деньги надеется получить от друзей, в частности бывш. офицеров Белой армии, входящих в Российский общевойсковой союз.
Привожу краткое содержание этого номера «Общего дела»: борьба с первым и главным нашим врагом требует создания общего фронта против большевиков; необходимость создания организации Анти-ГПУ; возражение Деникину и Милюкову, которые в борьбе с большевиками отвергают интервенцию, полагая, что все русское дело должно быть сделано русскими руками.
Бурцев настроен оптимистически. Судебные процессы над лидерами большевистской партии радуют Бурцева не одними приговорами, но и тем, главное, что народные массы получили возможность восторгаться открыто уничтожением своих вчерашних палачей. Он надеется, что вскоре дойдет очередь и до тех, кто вместо казненных получает бразды правления из рук «московского диктатора», как он именует Сталина. Между прочим, решительно возражает тем, кто находит у «московского диктатора» какое-то особенное зверство. Осужденные на процессах точно так же расправлялись со
Материальное положение Бурцева довольно плачевное. Домовладелец пристает к нему с требованиями немедленной уплаты и грозит выселением. Симптоматично то, что Бурцев в беседах со мною жалуется на слабеющие силы. Прежде он об этом никогда не говорил, даже злился, когда его спрашивали о здоровье.
Бурцев в настоящее время занимает в эмиграции совершенно особую и отдельную позицию, действуя самостоятельно. Он, однако, не отказывается от временных союзов с любой группировкой при одном только условии – непримиримость к Сов. власти и правящей в СССР партии.
Положение Бурцева исключительное. Во многих случаях к нему относятся с известным уважением за ту работу, которую он успешно вел прежде, т. е. разоблачение провокаторов и провокаций. Но это левая часть эмиграции. Правая же часть за это же ненавидит Бурцева. Однако и левые сторонятся его, памятуя о его связях с Врангелем и готовности работать против большевиков даже и с правыми.
Милюков, например, считает, что Бурцев как политический деятель не имеет никакой цены, а потому систематически отказывается помещать в своей газете его статьи по политическим вопросам.
Бурцев, сильно нуждаясь, ходит голодный, оборванный. Многие считают, что он начинает сходить с ума. И это похоже на правду, если учитывать его желание отправиться в СССР.
Прилагаю копию документа, полученную мною от Бурцева. Документ имеет помету: «Личное. Не подлежащее оглашению».*
«Дело, о котором я пишу, мною обдумано и не подлежит перерешению.
Я всегда был вне партий и редко принимал участие в каких-либо политических выступлениях. Я всегда был главным образом журналистом. Мои печатные выступления много раз принимали размеры общерусские, а иногда и международные.
В настоящее время я мог бы выступить против большевиков с очень громкими протестами. Мой голос был бы услышан и в России, и во многих странах. Это – самое большое, что я могу сделать в данное время. Это – важнее и больше, нежели моя поездка в Россию в 1914 г.
О своей тогдашней поездке я сам сделал заявления в прессе Франции, Англии, Норвегии, Швеции. То же самое хочу сделать и в поездке теперь.
Я знаю, что в СССР меня ждет арест. Так было и в России. Я добьюсь отдачи меня под открытый суд. Так было и в царской России. И получу возможность из подсудимого обратиться в обвинителя.
Ускорение выполнения этого плана зависит от того, какую я найду поддержку в русской эмиграции. Чем серьезнее будет эта поддержка, тем скорее можно будет осуществить мой план. Но какое бы отношение к нему ни было, я надеюсь довести его до конца собственными силами. Даже мои личные усилия принесут пользу в борьбе с большевиками, но, конечно, скромную.
Советской границы я достигну в течение месяца. Этот месяц будет посвящен агитации против режима московского диктатора. Материалы, необходимые для продолжения этой агитации, оставлю заграницей. Желающих оказать мне содействие готов информировать подробнее. Но по существу план мой не заключает в себе никакого секрета.