Бесы с Владимирской горки
Шрифт:
– Ау, есть кто-нибудь?
Даша Чуб вбежала в прихожую Башни Киевиц, стаскивая на ходу голубую куртку. Полягала в воздухе сначала правой, затем левой ногой, сбрасывая сапоги.
Рыжая кошка Изида Пуфик бросилась к ней с громогласным восторженным мурчанием. Но представителей рода человеческого в круглой комнате не обнаружилось.
Зато в полуденной темноте зимнего
Даша подошла к ней, осторожно дотронулась до странной банки с огнем – ее стекло было холодным. «Разрыв трава. Купала-999» – прочла она надпись на этикетке, сделанную аккуратным почерком прошлой Киевицы Кылыны. Интересно… ее можно открыть?
Даша заглянула под крышку баночки с молнией, понюхала. Запах разошелся по комнате, как маленький фейерверк, и показался Даше приятным. От разрыв-травы, собранной на далеком купальском шабаше 1999 года, до сих пор шло тепло, как от лучей солнечного света.
Чуб пристроила крышку обратно, поставила банку на стол. Чихнула. Запах разрыв-травы хозяйничал в ее ноздрях.
На столе рядом с банкой возлежала громоздкая Книга Киевиц, а все пространство вокруг нее заполонили крохотные белые листочки с выписками, сделанными почерком уже другой Киевицы – Маши Ковалевой.
Все ясно! Со свойственной ей старательностью студентка-историчка проштудировала Книгу и выписала все ритуалы, в которых принимал участие заговоренный зам'oк.
Землепотрясная взяла несколько первых попавшихся стикеров, прочла:
Присуха № 64.
«Купить зам'oк, не торгуясь. В ожидании человека, которого нужно привлечь, зам'oк положить открытым на пороге, через который должен перешагнуть любимый. Ключ держать при себе. Как только нужный тебе человек перешагнет через него, запереть зам'oк, приговаривая:
Как зам'oк теперь никто не откроет, так и нас с тобой никто не разъединит».
Отсуха. № 24.
…Использовать разрыв – траву вместе с заговором:
«Разбиваю зам'oк, разрываю зарок. Разрыв – трава, разрыв – слова, все замки разбиваю, на волю всех выпускаю!»
Даша снова чихнула и раздраженно потерла нос. Запах не уходил. И, невесть почему, она подумала о Маше и Мире.
Она ведь давно собиралась поговорить…
Вечер был синим, того незамутненного чистого синего цвета, который делал Город Киев почти ирреальным: синее небо, темно-синие деревья Мариинского парка, синие холмы и синие дома на Грушевского.
Вечер был днем – как ни странно, Маша любила это унылое время перед зимним солнцестоянием, когда темнеть начинает еще в середине дня.
Иллюзорное время, чертово время – в древности люди верили, что эта самая
Маша стояла на мосту Влюбленных совершенно одна. Ветер с Днепра бил ей в спину – невидимые наконечники его острых стрел вонзались в синюю куртку с остроконечным монашеским капюшоном.
Было холодно и неуютно, как и бывает в декабре, когда листья давно опали, холод пришел, а снег еще не выпал.
Было одиноко – хоть, казалось бы, чего ей грустить на Мосту Влюбленных? У нее есть любимый человек… Ну, пусть не человек – привидение. Не такая уж странная пара для Киевицы – хранительницы Вечного Города.
Маша прошлась по мосту, разглядывая висящие на перилах бесчисленные замки всех сортов: и розовые, украшенные блестящими стразами; и красные в форме сердец; и древние амбарные, похожие на замок, найденный Катей в «сундуке мертвеца». На замках были надписи и бесчисленные простейшие уравнения «Оля+Витя», и даже рисунки в виде схематичных мальчика с девочкой, держащихся за руки.
Замки заманили ее сюда – полдня она штудировала толстенную Книгу Киевиц, но так и не смогла разгадать тайну ржавого замка и чьих-то любовных чар. Потому и пошла на киевский мост Влюбленных.
Имя, противоречивое как сама любовь, этот романтический ажурный мостик стрелой получил не зря.
Большинство киевлян знали это место как мост Влюбленных или Поцелуйный мост. Здесь назначали свидания, здесь часто делали предложения руки и сердца, и сюда же влюбленные приходили, чтобы повесить на перила замок, который якобы должен навечно скрепить их взаимные чувства.
Хоть почему якобы? Книга Киевиц предоставляла десятки свидетельств: запирать за мужчиной замок – один их самых известных любовных приворотов. Оставалось лишь гадать, почему столько представителей сильного пола в здравом уме и трезвой памяти (хоть, может, и нет?) сами соглашались пройти здесь подобный колдовской ритуал.
Особенно, если учесть иные – страшные названия моста.
Маша достала из кармана льняной мешочек-саше с разрыв-травой, отпирающей все замки и засовы, прошептала заговор.
И сразу услышала десятки щелчков, словно мост Влюбленных восхищенно зацокал языком, преклоняясь пред силой Киевицы – все замки разом открылись, закачались на ветру. И, испугавшись, что при падении вниз, на асфальт Петровской аллеи – металлические, большие и малые, замочки пробьют крыши проезжающих машин или головы проходящих мимо людей, Маша поспешно прочитала обратное заклинание. Проверила на прочность ближайший замок, успокоилась…
И опять загрустила. И снова попыталась дать имя нахлынувшей грусти.
Он появился в ранних и синих сумерках – или из них?
Словно синие зимние сумерки у нее на глазах обрели очертания человеческой фигуры – столь же темной, столь же неверной. Иллюзорной.
Высокая темная фигура Мира Красавицкого проявилась рядом с еще не загоревшимся фонарем, у начала моста.
Он двинулся к ней…
Она обрадовалась, улыбнулась ему.
– Привет. О чем грустишь? – спросил Мир.
– Без причины.