Бесы с Владимирской горки
Шрифт:
Он говорил нарочито спокойно, но каждое слово его падало как неподъемная бетонная плита:
– И за кого ты принимаешь себя?
– Я уложилась в обещанный час, – не поняла причин его гнева Катерина. – В час пятнадцать…
– Это что, игра такая? Сначала ты заводишь меня… потом едешь и трахаешь старого урода! Потом возвращаешься… Я похож на какого-то мальчика для игр?
– Не понимаю вас, – свела брови Катя.
– Объяснить? – тяжело спросил он.
– Сделайте одолжение, – холод Катиных слов мог охладить даже лесной
– Прокомментируешь это?
Он показал ей экран своего смартфона, вместившего на редкость пошлое фото. Раскинув руки и ноги, Катя лежала на диване, вцепившийся в ее плечи Витольдович уже стянул с нее платье, его лицо утыкалось в Катину обнаженную грудь, штаны его полосатой пижамы сползли с ягодиц.
Пожалуй, Виктора Топова можно понять, – сделать из увиденного какой-то иной вывод было попросту невозможно.
– Это последнее, что успел снять фотограф, потом вы выключили свет. Час пятнадцать. Тебе хватило?
И Катя могла бы посмеяться над этой комической сценой.
Могла простить Топову ложный вывод, злость, праведный гнев.
Могла (с некоторой натяжкой) простить даже хамский тон…
Все могла – кроме одного.
– Ты следил за мной, – огласила она приговор.
– И, как видишь, не зря! – парировал он. – Ты странная… слишком. И слишком нравилась мне. Заинтриговала. Но ты точно не Золушка. Ты – извращенка! Бросить меня, чтобы сбежать и переспать с этим… С мерзким стариком! – его лицо исказилось презрением. – И как ни в чем не бывало вернуться сюда… Не думай, что тебе сойдет это с рук. Что ты молчишь?
Катя вздохнула:
– Думаю, как раз с рук это мне и сойдет.
Ее рука, утяжеленная кольцом с одолень-травой, подавляющей волю, легко коснулась его лба:
– Забудь! – прошептала Катя одними губами.
Лицо Топова замерло, как остановленный кадр кинофильма, застывшая злоба медленно стекала с лица. Катя взяла из его податливых рук телефон, отыскала в почте адрес фотографа, приславшего пикантное фото, написала ответ «Забудь все» и удалила ненужные данные.
Святая Варвара не сотворила обещанного чуда.
Виктор Топов не стал исключением – по сотне разных причин все ее попытки сходить на свидание заканчивались одним кратким заклятием «Забудь!» Большинство кавалеров забыли даже о том, что она давала им шанс.
Но здесь, в ресторане, их видело слишком много людей, и с Топовым Катерине пришлось попрощаться лично.
Пару секунд, сложив пальцы в замок, положив на него подбородок, она с грустью смотрела на светловолосого витязя, не сумевшего завоевать сердце несчастной Несмеяны.
– Жаль, – произнесла она вполголоса. – Ты мне тоже понравился. – Затем быстро коснулась его руки. – К сожалению, я не могу ответить вам взаимностью, – церемонно сказала она.
Его лицо ожило, выражение изменилось – стало таким же, как в начале вечера – дружелюбным, открытым, ожидающим чуда.
– Я весь вечер боялся, что вы скажите мне именно это!
– А я весь вечер боялась, что мне придется вам это сказать.
– Почему же тогда?… Я не понимаю. Что я сделал не так?
– Увы… Это невозможно объяснить, – сказала Катерина Михайловна Дображанская.
Есть вещи, которые нельзя объяснить большинству нормальных людей – да чего уж там, никому из нормальных людей!
Потому она обречена на одиночество?
Или на лысого черта…
Башня, в которой уже не первое столетие собирались хранительницы Города, всегда неуловимо подстраивалась под настроение Трех Киевиц.
Становилась то тревожно-холодной, то уютно-радостно теплой.
И огонь в черном мраморном камине словно регулировал градус – в зависимости от жара их споров. И книжные полки, кольцом обнимавшие стены круглой комнаты в Башни Киевиц казались то давящими церберами, то мудрыми советчиками.
А над камином висел «измеритель» иного настроения – внешнего – византийская фреска X века с изображением самой первой Киевицы Великой Марины.
В руках у женщины с чересчур близко поставленными синими глазами, царствовавшей над Киевом еще во времена древней Руси, были Весы, призванные сигнализировать ее последовательницам о положении дел в доверенном граде. В обычное время Весы первой Киевицы успешно воплощали классический символ равновесия – с двумя одинаковыми симметричными чашами.
Нынче же Весы чуть-чуть накренились… вроде бы?
То ли да, то ли нет, – сколько ни щурься, а до конца не поймешь.
И настроение у Киевиц было соответствующее – все Трое пребывали в легкой непонятке. Так случилась беда или все-таки нет?
А Даша Чуб – и в непонятке иного рода:
– Не понимаю, чего вообще ты так паришься, если можешь в любую минуту сказать мужику «Все забудь»? Начала бы свидание типа сначала – с чистого листа. Он же все равно ничего не помнил уже!
– Я бы помнила, – прохладно произнесла Катерина, – я уже знаю, он мне не подходит. Он ревнивый, вспыльчивый, собственник и не брезгует средствами, вроде слежки… Ты хоть представляешь, что он увидит, если начнет за мной каждый вечер следить?
– Ну и че? Проблем-то! Просто говори ему «Забудь!» каждый вечер. И можешь смело выходить за него. Мужик-то хорош. Я бы такого хорошенько попользовала.
Катя слегка пожала плечами и повернулась к огню. В камине вытанцовывало пламя. На каминной полке молча жмурилась белая кошка Беладонна. Второй представитель местной фауны, черный кот Бегемот, предпочел изразцовую печь на кухне.
Чуб с любопытством раскладывала на ковре непонятные приобретения Дображанской – зубастый утюг, медный таз, терку и голубую облезлую перцемолку. А Дашина любимица, рыжая кошка Изида Пуфик, старательно обнюхивала каждый предмет.