Бесы в доме
Шрифт:
Хозяин Кладбища погладил пушистую бороду, поплавал вокруг своего надгробия (хотя написано там было «Аркадий Степанович Бородин»), а потом снова поднял палец и важно сказал:
– Надо мне шамому вжглянуть! Уж я-то ш первого вжгляду шкажу – кем девка поморочена! И как ее от этого ижбавить!
– Оно, конечно, здорово… – не стал отрицать Прокоп. – Только Демьян Федорыч… ты ж с этого кладбища никуда уйти не можешь… Может, фотографию принести?
– Не. Фотография не пойдет. Живую надо… Хм-м-м… А может, доставишь мне сюда девчонку как-нибудь?
– Да
Хозяин Кладбища сердито засопел. Он еще немного поплавал вокруг надгробия, раздумчиво бормоча:
– Можно, конечно, Никишку с Ираклием отправить за ней, да только больно уж они…
– Не надо, Демьян Федорыч, не надо! – взмолился Прокоп.
Никифор Усачев и Ираклий Гудков, о которых говорил Григорьев, также живут на Городском кладбище. Хотя слово «живут» тут не совсем уместно – померли они оба давным-давно. Усачев – еще в Гражданскую, а Гудков так вовсе при Александре Третьем. Есть на этом кладбище одно проклятое местечко – всяк, кого там закопают, потом сам выкапывается.
Вот их обоих в свое время там и похоронили – только пролежали они недолго…
А отправлять их за девочкой Григорьев на самом деле, конечно, не собирался. Страшные они дюже – у Усачева кожи нету, все нутро как на ладони, а Гудков вообще скелет ходячий. Такие как в гости заявятся – сердечный приступ обеспечен.
Недавно как раз было дело – бомжик какой-то решил переночевать на кладбище, только прикорнул… а тут эти двое случайно на него набрели. И ведь плохого-то ничего не сделали – просто спокойной ночи пожелали. Вежливо. А только мужика того с тех пор не то что на кладбище – вообще в этих краях не видели. Ленинский, Железнодорожный да Октябрьский районы отныне за версту обходит – калачом не заманишь!
– А шкажи-ка, Прокоп, нет ли у тебя в доме какого-никакого колдунишки? – задумчиво спросил Григорьев. – Ну хоть шамого паршивенького? А то я б тебе кое-чем подсобил…
– Ну-у-у-у… – напряг память старый домовой. – Ну как тебе сказать, Демьян Федорыч… Есть одна… вроде бы как… ну, что-то вроде того… что-то наподобие… да…
… Ирина Прохорова не любила свою настоящую фамилию. Разве же это фамилия для ведьмы – Прохорова? Нет, клиенты знали ее исключительно как Лялю Звездную. Это ей казалось более звучным.
Хотя некоторые знакомые втихаря хихикали.
Всем желающим ее слушать Звездная представлялась цыганкой. И не просто какой-то там, а самой настоящей цыганской принцессой!
На самом деле, конечно, с этим народом ее ничего не связывало. И все это прекрасно понимали – очень уж трудно выдавать себя за цыганку, имея светлые волосы и типичное «рязанское» лицо.
Ляля зарабатывала на жизнь ведьмовством. Гадала на картах Таро, чертила гороскопы, снимала (и наводила) порчу и сглаз, привораживала и отвораживала, чистила ауру и карму, развязывала сакральные узлы, проводила спиритические сеансы… Ну, в общем, занималась всеми теми магическими фокусами, которые трудно проверить – вправду ли колдует или так, просто бормочет чего-то.
– Жизнь невозможно повернуть назад… – напевала гадалка, одной рукой раскладывая карты, а другой помешивая чай.
Со шкафа за ней наблюдали Прокоп и Венька. Ляля Звездная ни разу еще не замечала ни домового, ни гремлина. Не заметила и теперь.
– Квартирка готичная, – поковырял в зубах Венька. – Годиццо. Прикинь, старый, а я сегодня у Доктора Ливси в каментах нагадил!
– Где? Чего? Зачем? – тупо заморгал на него Прокоп. – Ты чего несешь, Венька?
– Кисакуку! – пощелкал сморщенными пальцами гремлин. – Это оффтопик. Не мог не поделиццо радостью.
– Какой еще радостью?
– Старый, учи албанский. Гадить в каментах – это моя профессия. Больше скажу – призвание. Я же гремлин! Как говорится – погадил, и спи спокойно. А Доктор Ливси – самый тысячный тысячник, ему гадить особенно почетно! Понелнах, старый?!
– Венька, не отвлекайся! – дернул его за плечо Прокоп.
– Да кто отвлекаеццо?! Ужоснах!
– Ну раз не отвлекаешься, так иди и работай! Помнишь, что делать?
Венька кивнул и спрыгнул со шкафа. Крохотная зеленая фигурка, сплошь покрытая бородавками и рытвинами, метнулась по полу и исчезла в коридоре. Через несколько секунд задребезжал дверной звонок.
Звездная оживилась – в гости к ней захаживают исключительно клиенты, а клиенты обычно означают деньги. Она поднялась со стула, накинула цветастую шаль (по ее мнению – такие носят все цыганки), и отправилась открывать.
Прокоп тут же скользнул вниз, вскарабкался по ножке стола и сыпанул в чай щедрую горсть земли. Самой обыкновенной земли. Торопливо размешав ее собственным пальцем, он помчался обратно к укрытию. И вовремя – хозяйка квартиры уже возвращалась, сердито ворча на проклятых мальчишек, которым делать больше нечего, кроме как хулиганить под дверями.
Вслед за гадалкой вернулся и Венька. Они с Прокопом показали друг другу знак «ОК», и домовой утопал в спальню, а гремлин юркнул под плинтус, ныряя этажом ниже.
Ляля Звездная выпила испорченный чай. Правда, недовольно морщилась, не понимая, что случилось и почему вкус такой отвратный, но все же проглотила почти половину этой гадости, прежде чем решила, что лучше будет заварить свежего.
– Кха! Кха! – закашлялась бедная женщина, с трудом поднимаясь на ноги. – Заварка, что ли… кха! Кхе-кх-кха!!! Господи…
Через несколько секунд она упала на пол, корчась от боли. Белки глаз выкатились, из уголка рта сочилась желтоватая слюна, пальцы царапали дорогой ковер. Тем временем в спальне что-то звякало – это Прокоп перебирал заначку Ляли Звездной. Самозваная цыганка скопила довольно много всевозможных ингредиентов на все случаи жизни.
Правда, применять их не умела совершенно.
– Совиные когти… – бормотал Прокоп, роясь в груде заплесневелой дряни. – Ага, есть… Ослиное сало… вот оно…
– Еще шарфик нужен, вязаный… – гулко пробасили сзади.