Бета Малого Льва
Шрифт:
лениво наматывая на палец прядь волос, она летела на планету, открытую ее отцом и
названную ее именем. Летела на корабле своего брата и в глубине души чувствовала себя
польщенной таким неожиданным виражом.
– Ну что ж... поглядим на эти развалины.
– Там не только развалины.
– Ты имеешь в виду башни?
– Я имею в виду храм. Храм. Как же ты не помнишь?
– Что в нем особенного? Фрески блеклые, потолки потресканные, пола просто нет. .
только то,
– Там были наши родители. Вместе. Понимаешь? И мама еще была жива.
– Ну и что?
Ольгерд смотрел на сестру и думал: в самом деле, она такая бесчувственная или
притворяется?
– Послушай, мамочкин сынок, - спросила она, привычно переходя к холодной иронии, -
за что ты ее так любишь до сих пор, что готов тащиться на край вселенной только потому,
что там ступала ее нога?
– Ингерда, что ты говоришь?
– Ничего. Не делай из нее святую посмертно. Она всю жизнь моталась в космосе вслед за
отцом, забыв, что у нее есть дети. Она жила для него, а не для нас. И детей рожала для него.
А мы ей были не нужны...
Ольгерд даже не возмутился, он не ощутил ничего, кроме липкого одиночества. У них
было общее детство, но они росли как будто на разных планетах.
– Тогда что ты сама делаешь в космосе, если осуждаешь таких женщин?
– спросил он
устало, на откровенность больше не тянуло.
– Я?
– Ингерда встала, холодно глядя на него зелеными, яркими как огоньки глазами, - а
кто тебе сказал, что я собираюсь иметь семью и детей?
– А вдруг, - усмехнулся Ольгерд, - найдется кто-нибудь достойный нашей принцессы?
– На Земле таких нет, - ответила она ему с такой же усмешкой, - может, на моей планете
поискать?
Планету она с уверенностью назвала своей. Планета во всех каталогах называлась
«Ингерда».
– Все-таки отец тебя избаловал.
Она дернула плечом.
– Меня - отец, тебя - мать. Всё справедливо.
– Ладно, умойся и ступай в свою лабораторию. И прекрати опаздывать к завтраку, в конце
концов. Ты не дома.
************************************
****************************3
Однажды, еще в школе, он привел Алину к себе домой, затащил в свою комнату и
выложил перед ней свои сокровища: камни с Ингерды, осколки, обломки... короче, остатки
образцов, которые не понадобились комиссии. Алина, этот белый одуванчик, его первая и
– 5 -
хроническая любовь, посмеялась над ним и спросила, зачем ему этот хлам. Им было лет по
десять. Ольгерд просто не знал, что ответить. Потом вошел отец.
– Па! Она спрашивает, зачем мне этот хлам!
– Чего ты хочешь от женщины, - усмехнулся отец.
С отцом они всегда друг друга понимали. Только редко виделись, предательски редко
виделись.
– Алина, а ты кем хочешь быть?
– спросил отец, выбирая себе журнал из стопки.
Он разговаривал с ней, как со взрослой, и ей это льстило.
– Конечно, актрисой, - заявила она.
– Не актрисой, а кривлякой, - поправил оскорбленный в лучших чувствах Ольгерд и
получил книжкой по голове.
Отец этого словно бы и не заметил.
Матери Алина никогда не нравилась, она считала ее слишком дерзкой и слишком
похожей на мальчишку. Так они и не любили друг друга до самого конца...
Но что она могла предотвратить, пребывая в космосе? В двенадцать лет они целовались,
в пятнадцать они... да что об этом вспоминать, если Алина никогда его не любила, ей просто
хотелось поскорее стать взрослой, а мечтала она только об одном: стать актрисой и доказать
всему миру, что она гениальна. Она писала стихи, рассказы и пьесы, сама их декламировала,
обожала наряжаться и устраивать представления. Тихоня-Ольгерд был ей скучен.
Он тоже писал потихоньку, но не рассказы, а просто дневник. И прятал его ото всех.
Потом взял и сунул его в утилизатор. Это когда она сказала, что с нее хватит.
Отец тогда был дома. Ольгерд тоже был дома, только что вернулся из стажерского
полета, гордый собой и ужасно счастливый. Алина даже не удосужилась с ним встретиться,
заявила с экрана. Ольгерд приплелся в гостиную и тупо уставился в пол.
– Моя актриса меня бросила.
Отец посмотрел на него с сочувствием.
– Чего ты хочешь от женщины...
«Я хотел напиться», - вспомнил Ольгерд и потянулся к сейфу. Потом подумал, что в
одиночку – противно, и позвонил Челмеру. Второй пилот явился через тридцать секунд
вместе с бутербродами из столовой.
– Я думал, спирт на борту только у доктора, - усмехнулся он, вынимая из оттопыренного
кармана пакет.
– И еще у капитана.
– Тогда какого черта я к нему подлизывался? Этот мрачный тип скорее просканирует с
головы до ног, чем даст человеку просто расслабиться... слушай, я думал, он тебя сегодня на
атомы распылит!
– Я тоже.
– Ладно, не обращай внимания на эту шушеру. У тебя отец в начальстве, ничего тебе не
будет.
– Не в этом дело.
– А в чем?
Поморщившись от запаха, Ольгерд выпил полстакана и заел сыром. Челмер болтал что-
то о вылазке на Гондвану, где у него отказал кислородный клапан. Он всегда выходил героем
из всех своих историй и поэтому обожал в них влипать.