Бэтмен: По следу Спектра
Шрифт:
Большую часть времени лицо Альфреда оставалось невыразительным, не считая легкого оттенка превосходства. Но временами, обычно в стрессовых ситуациях, а жизнь Брюса Уэйна была наполнена ими с избытком, оно могло выражать заботу, беспокойство, гнев, печаль, всю палитру эмоций, доступных рядовому человеку. Однако Альфред едва ли был обычным человеком. Как и его отец, прежде чем Альфред Пенниворт стал тем, что англичане неопределенно называют «джентльменом джентльмена», он до того он жил совсем другой жизнью. В Британских ВВС он служил в отборных частях командос, позже изучал военную медицину. Он мог бы стать врачом. Он также мог стать актером, что было его давней мечтой. Он обучался в Королевской
И теперь, на закате своих дней, Альфред уже никогда не станет никем иным как дворецким. Да у него и не было желания быть кем-то еще. В прошлом Брюс часто интересовался, не чувствовал ли Альфред себя обделенным, но тот заверял его, что он находит удовлетворение в своих обязанностях и их дружбе. Брюс знал, что это было правдой. Хотя для всех остальных Альфред казался не более чем слугой, Брюс радовался своему удивительному счастью иметь Альфреда в качестве друга.
Однако это была странная дружба. Немного более близкая, чем среди большинства, но все равно странная. Чаще всего они были так близки, как только могут быть двое мужчин. Но все же между ними всегда была непонятная дистанция, как будто невидимая стена едва разделяла их. Границы их взаимоотношений определял сердечный формализм. Никогда не называя его Брюсом, — всегда мистером Уэйном, или сэром, или хозяином. Последнее было самым фамильярным из того, что он мог себе позволить. Несмотря на все свои усилия, Брюсу так и не удалось заставить его отказаться от этой утонченной строгости. Альфред на самом деле был «джентльменом джентльмена» до мозга костей. Это была его жизненная роль, и Альфред играл ее как превосходный актер; впрочем он и был им.
Для окружающих, по крайней мере для тех, кто его не знал, Альфред часто казался вышколенным, надменным, бесстрастным как робот. Классический стереотип английского дворецкого. Альфред крайне хорошо разбирался в психологии стереотипов. Он без труда умел растворяться на общем фоне, как хамелеон, так что люди часто даже забывали о его присутствии. Альфред знал, как использовать свои способности на пользу дела. С годами Брюс научился распознавать неуловимые оттенки в манерах своего друга. Альфред «передавал» ему любые новости среди толпы гостей, но никто, кроме Брюса, не смог бы ни о чем догадаться. У него было сухое, ироничное чувство юмора. Он слегка поднимал бровь, едва заметно изгибал губы, меняя интонации. Все это совершенно ускользало от случайного слушателя, но многое говорило Брюсу Уэйну.
Несмотря на преклонные годы, он по-прежнему оставался в хорошей физической форме, хотя стал более колким и неуживчивым, но никто, кроме Брюса, не замечал эти манеры. Его чувство юмора, и так всегда горьковатое и острое, как скальпель, становилось все более едким и саркастическим. Как тот совет не качаться между крышами домов на пустой желудок — сам по себе забавный, а манера, с которой он его преподнес гарантировала успех на девяносто девять процентов.
— Очень хорошо, Альфред, — смягчился Брюс, — я съем что-нибудь попозже. Но сейчас мне необходимо побыть одному.
— Очень хорошо, сэр. Я буду рядом, если понадоблюсь вам.
«Интересно, — подумал Брюс, — сколько раз за минувшие годы он говорил эти слова своему старому другу? Наверное чаще, чем можно было бы сосчитать. Он был человеком, которому требовалось очень много „времени для одиночества“. Намного больше, чем большинство людей смогли бы понять. В душе он всегда был одинок. Всегда, начиная с того рокового дня, когда два выстрела из полуавтоматического пистолета 45-го калибра навеки изменили его жизнь».
Двадцать шестое июня. День выстрелов. Эта дата — как ноющее клеймо, выжженное в его памяти каленым железом. Двадцать шестое июня. Тогда ему было восемь лет. Его родители, доктор Томас и Марта Уэйн, пошли вместе с ним в кино посмотреть «Знак Зорро» с Тироном Пауэром в главной роли. Ирония судьбы! Почему они выбрали именно этот фильм? Он по сей день помнил каждый кадр этого фильма, и хотя купил видеокассету, больше ни разу не смотрел его. Однажды, правда, он попробовал, но сердце сжалось от боли: слишком много воспоминаний. Воспоминания, которые никогда не оставляли его. Они всегда были свежи в его памяти.
Психолог, если бы знал все детали, узнал бы больше о влиянии этой картины на Брюса. Это была история о Доне Диего Де Ля Вега, сыне богатого и влиятельного землевладельца Лос-Анжелеса — испанской колонии Нового Мира. Получив образование в Испании, он вернулся взрослым мужчиной, хорошо сложенным и хорошо образованным, — чемпионом среди фехтовальщиков, чье тело и реакции достигли совершенства. Но земля, на которую он вернулся, изменилась. Она пала под деспотизмом развращенного офицерства Испанской короны. Народ угнетали, втаптывали в грязь и обременяли непосильными налогами.
Диего не смог оставаться в стороне и безразлично наблюдать, с какой жестокостью приносят в жертву простой люд. Но он рано понял, что действовать в открытую небезопасно. Если узнают, что он сопротивляется угнетению и борется за людей, он станет человеком, отмеченным обществом. И тогда его семья и те, о ком он заботился, станут уязвимы. Поэтому он решил хитрить. Он превратился в Зорро, облаченным в черное крестоносцем в накидке и с маской на лице, сражающимся с несправедливостью. В качестве Диего он играл роль щеголя-неудачника, богатого и развращенного, праздного молодого человека, погруженного в поверхностные гедонистические удовольствия пустой жизни. А в качестве Зорро он был безжалостным мстителем, который боролся с преступлениями, совершенными против людей. Его загадочная натура и зловещая внешность вселяли ужас в сердца его врагов.
Брюс помнил, как, покидая кинотеатр, он мечтал стать таким, как Зорро. Он больше ни о чем не мог говорить, пока вместе с родителями шел по погруженным в темноту улицам города. Потом, по решению отца, которое имело роковые последствия, они свернули на аллею, чтобы сократить путь. И вот они очутились в районе, который со временем приобретет позорную известность как самая криминогенная часть города. Аллея Преступлений. А преступление, которое произошло там ночью двадцать шестого июня, было убийство.
Его звали Джо Чилл. Он был никем. Просто панк. Мелкий хулиган. С пистолетом в руке, он верил в могущество своего оружия и что способен нагнать страху на любую жертву. Но доктор Томас Уэйн не испугался и оказал сопротивление. Прогремели два выстрела. Первый унес жизнь доктора Томаса Уэйна. Второй покончил с его женой, которая при виде застреленного мужа с истерическим криком бросилась на убийцу. А восьмилетний мальчик по имени Брюс остался один-одинешенек в этом мире, жестоко обиженный судьбой. Наверное, негодяй по имени Джо Чилл пощадил его, заметив в его глазах что-то такое, что пробуравило его внутренности и дернуло за ничтожные остатки того, что когда-то называлось душой. Как будто холод пробежал по всему его телу и пробрал до самых костей.