Бей первой, леди!
Шрифт:
— Вы переезжаете? — донеслось в спину. Макс обернулся на ходу, засовывая ключ в карман. Маринка, чтоб ее, торчала в дверях и смотрела тоскливо, точно брошенный под дождем спаниель. Заметно похудевшая, без косметики — от нее веяло такой безнадегой и даром прожитой жизнью, что Макс едва не сбежал, бросив все на площадке: при одном взгляде на соседку хотелось повеситься.
— Нет, — зачем-то сказал он правду, — просто уезжаю ненадолго. На месяц или на два, потом вернусь.
— Ой, как хорошо, — расцвела Маринка, и Макс явственно ощутил, что от нее попахивает водочкой. Вот те раз — следом за муженьком собралась, не иначе. И надо бы ей сказать, что плохой способ утешения она выбрала, что женский алкоголизм неизлечим и что скоро она, как незабвенный
Макс быстро попрощался и сбежал по ступенькам вниз, избавился на ближайшей помойке от всего лишнего и ненужного и поехал в поселок. После моста, съехав в лес, притормозил, открыл окна и вдыхал теплый, кружащий голову смолистый запах. Ехал не торопясь, растягивал удовольствие, и в поместье Левицкой оказался уже в сумерках. Охранник, открывший «Мазде» ворота, сообщил, что хозяйка уехала в Москву, что Юлька здесь, а Рогожский отлучился, не сказав куда. И когда вернется, тоже не сказал, поэтому выкручиваться пришлось самому.
Первым делом Макс отнес вещи к себе, потом вернулся к дому. Постоял немного в холле, поджидая, не пройдет ли кто из прислуги, но дом точно вымер: ни звука, ни шороха, точно нет в нем никого. Даже охраны не видно, но это хорошо, так и должно быть, главное, чтобы она все видела. И точно — через минуту Макса окликнул молодой человек в темных джинсах и толстовке. Он появился откуда-то сбоку, и Макс решил, что пульт слежения находится на первом этаже. Окликнул и предложил пройтись по саду — Юлька слонялась где-то там.
Было уже темно, горели разноцветные фонарики, и гнусно пищали комары, пикировали со всех сторон, летали перед носом и лезли в глаза. Макс отмахивался от них, топал по тропинке и засмотрелся на крупную бабочку, что стучала крыльями о бок плафона. Фонарик наполовину прятался в траве, выглядывал из нее, как грибок, бабочка металась рядом, скользила и снова пыталась уцепиться лапками за матовый пластик. Макс постоял, посмотрел и пошел дальше, не быстро, но и не медленно, и за десять минут обошел все поместье. Юльки нигде не было, в саду вообще было темно и пусто, только ослабший к ночи ветер слабо покачивал ветки сосен, и прыгали по ним черные тени — то ли белки, то ли птицы. Второй заход тоже результатов не дал, Макс шел уже медленно и нащупывал в кармане мобильник, что дал ему Рогожский. «Для экстренных случаев» — и вот черт его знает, экстренный это случай или нет и надо уже звонить или пока подождать и для начала обшарить дом? Хотя охранник сказал, что Юлька погулять пошла. «Тогда она тоже гулять ходила, правда, по поселку». Внутри появился тугой ледяной комок, появился и медленно растекся, пропал, Максу стало малость не по себе. Полное ощущение, что он по кладбищу темной ночкой погулять вышел: тоже темно, тихо, деревья кругом, только луны да крестов на могилках не хватает.
Он выругался вполголоса, чтобы прогнать наваждение, и повернул к дому, решив хорошенько потрясти юношу и вообще всех, кого встретит по дороге. И, чтобы скоротать путь, двинул прямиком по лужайке на свет окон особняка Левицкой. Шел-шел и притормозил — впереди показалось нечто странное, неподвижное, черное на темно-сером фоне подсвеченного фонарями сада. Макс всмотрелся в темноту, подошел ближе и услышал тихий смех — Юлька сидела на берегу пруда и помалкивала, одной рукой водила в воде, второй зажимала рот. И давно, наверное, тут сидела, глядя, как ее телохранитель мечется по саду, хихикала и наслаждалась местью. Вот поганка!
— Ты чего тут сидишь? — Макс бесцеремонно взял ее за локоть и поднял на ноги. — Домой топай, поздно уже.
— Как скажешь, — издевательским тоном проговорила Юлька и не тронулась с места. Стоит, голову задрав, смотрит пристально. В глазах девушки, как Максу показалось, были слезы. Он подался вперед, чтобы удостовериться, но Юлька отшатнулась и едва не свалилась в воду. Макс подхватил ее в последний момент, обнял за талию, рывком притянул к себе и поставил на землю. Девушка не шевелилась, не сопротивлялась, но смотрела уже в сторону, на красиво подсвеченный темный скелет беседки.
— Домой иди, — повторил Макс и отпустил девушку. Та кивнула, развернулась и пошла к дому, Макс постоял немного и направился следом. Смотрел Юльке в спину и думал, что черт с ними, с деньгами, особенно с такими, за которые похищают и держат в подвале, накачав психотропами. Что за жизнь — шарахаться от каждой тени, вечно ждать угрозы, жить как под прицелом… И все же почему ее отпустили? Почему не прикончили, получив хороший куш, или оставили для второго захода, решив поживиться еще разок? Но это последними идиотами надо быть и мозга не иметь, кроме спинного.
Он довел Юльку до особняка, убедился, что та вошла в дом, и уже пошел к себе, когда его окрикнули.
— Завтра после обеда в конюшню поедем! — заявила Юлька и помахала ему рукой. Макс кивнул и мысленно обругал себя: за этим ведь и шел, чтобы спросить, чего она завтра пожелает. Хорош телохранитель, дилетант, как и все предыдущие! Макс ругнулся на собственную бестолковость и пошел к «дому».
То ли нагулялся он досыта по свежему воздуху, то ли произошло слишком много всего за этот длинный день, но заснул Макс мгновенно и дрых без снов, как под наркозом. Вскинулся пару раз: сначала от резкой вспышки, осветившей комнату до малейшей пылинки в углу, потом от грохота — гроза-таки добралась до поселка и теперь отрывалась на нем за все обиды. Но и ей не под силу было поднять Макса с постели, очнулся он от трезвона, назойливого и резкого. Сел на кровати, не сразу сообразив, где находится и вообще, что происходит, потом дошло — вскочил, нашел в кармане оба мобильника и смотрел на них пару мгновений: оба молчали. А трезвон продолжался, доносился откуда-то из окна, как Максу сначала показалось, потом понял: это звонит обычный, внутренний, без диска и кнопок. Макс схватил трубку и не успел ничего сказать, как услышал голос Рогожского, спокойный и отрывистый, без тени волнения и даже намека на него:
— Юлька пропала. Бегом сюда, у тебя три минуты.
И отбился, не объяснив, сюда — это куда. И вообще ничего не объяснив, отчего ситуация сделалась вдвойне нехорошей. «Пропала. Да ерунда, вчера она тоже пропадала!» — Макс все еще держал трубку в руке и смотрел в окно, на близкий забор. Потом опомнился и принялся одеваться.
В три минуты, конечно, не уложился, но хватило пяти — именно столько понадобилось, чтобы кое-как привести себя в порядок и добежать до особняка. В холле его встретил серьезный и сосредоточенный охранник, показал наверх, добавил уже в спину: «В кабинете ждут» — и следом не пошел, остался внизу. Макс взбежал по мраморной лестнице, промчался по коридору и оказался в кабинете Левицкой.
Она, как и вчера, сидела за столом — бледная, прямая, пальцы сцеплены так, что аж побелели, глянула на Макса краем глаза и даже головы не повернула. Рогожский наоборот — оценил моментально, осмотрел снизу доверху, но промолчал. Видок у него тоже, мягко говоря, неважнецкий: глаза красные, небрит, даже с лица схуднул. Сидит справа от вдовы, постукивает телефоном по столешнице и смотрит то в стену, то на свое отражение. Мобильник зазвонил так резко, что все вздрогнули, Левицкая аж за сердце схватилась, а ее заместитель не сразу нашел на телефоне нужную кнопку. Молча выслушал сообщение, отбился и кивнул Максу на ряд стульев, что стояли у стены, сядь, дескать, не маячь, и без тебя тошно. Макс сел у двери и принялся припоминать вчерашний день, вернее, вечер, но ничего стоящего в голову не лезло. Вспомнилось, как Юлька издевательски хихикала над ним, и все. Потом пожелала в конюшню поехать, на том и расстались. Она точно в дом уходила, это он хорошо помнит, если только ночью не вынесла ее нелегкая. Ну, тут уж охрана в холле и на воротах виновата, что прошляпила, с них и спрос.