Без имени, без веры, без надежды
Шрифт:
Мирея и Андреас, следуя примеру подруги, с грохотом, визгом и писком нырнули под стол вслед за щепкой. Тьельги задумчиво оглядел бутерброд в своей руке и добавил на него ещё два куска сыра.
На лице Меченого не дрогнул ни один мускул. "Руки Тайных… – со всегдашним изумлением подумал про себя Шендже. – Жаль, что боги ментальным даром не наградили, ну да ладно, воображением обойдусь".– Из наших "старых" в городе должно быть не меньше дюжины, – проговорил убийца чуть более отрывисто, чем обычно – для него это было равноценно гневному рыку. – Собери всех. Завтра, в трактире у Морта. Есть, что обсудить.
– Слухи, например… – приглушенно донеслось из-под стола.
– Те, что любят пухнуть, как тесто на дрожжах…
– Обсудить – это правильно, и как можно скорее…
– Потому что "заколот", "выжжен" и "горе нам, горе!" могут легко перелинять в "вернулся с того света", "мертвяк-шатун", "три
Смотреть, как "хвостики" пытаются подражать своему кумиру, было одновременно трогательно и забавно. Хотя понять, шутят они или говорят серьезно, с каждым разом становилось всё труднее.
Шендже кивнул убийце и покорно направился к двери, размышляя, стоит ли искать сапоги, которым жена, как обычно, успела найти "нужное" место, или можно сдернуть с вешалки плащ, нахлобучить на голову шляпу и добежать до трактира Морта в домашних тапочках. Но, перечеркивая его планы, прозвучали тяжелые шаги, дверь, жалобно скрипнув, распахнулась настежь, и в дом с грохотом и сдавленными проклятьями ввалился некто, закутанный в толстую красную мантию с надвинутым на лоб капюшоном.
– Погода хороша, как задница старой шлюхи. И почему ты всегда выбираешь для возвращения такие ночи? – произнес недовольный, но редкостно красивый, звонкий и мелодичный голос. Гость небрежно-элегантным жестом откинул назад капюшон и распахнул полы мантии, отяжелевшие от воды (Меченый аккуратно стер со щеки брызги), и из бесформенного "некто" превратился в хрупкую молодую женщину с шапкой каштановых кудрей и темно-серыми глазами, одетую в тяжелые ботинки на толстой подошве и шелково-кружевное одеяние, видимо, призванное изображать из себя ночную рубашку. – Здравствуй и процветай, Вигмар.
Снова "Вигмар" и снова без малейшей дрожи в голосе. Впрочем, Фее позволялось и прощалось много больше, чем кому бы то ни было. А Слышащая Ветер пользовалась этим с чисто бардовской беззастенчивостью.
Меченый церемонно наклонил голову, и уже не тень, а почти настоящая улыбка приподняла уголки его губ. Фелисита, вместе с каплями воды стряхнув с себя серьезность, величавость и взрослость, пронзительно взвизгнула и с детской непосредственностью повисла на шее у гильдмастера. Тот бережно, словно хрупкую фарфоровую статуэтку, обнял бардессу.
Эффект у его движения был совершенно неожиданный: Фелисита уронила голову на плечо Меченого и разрыдалась. "Да ей же было хуже, чем всем! – неожиданно понял Шендже. – Мы все погрязли в своем горе, а она не могла позволить себе ни мгновенья слабости. Смеялась над нами, язвила… ободряла и поддерживала… но это днем, а ночью… кто знает, что шептала она, когда оставалась одна, а стены комнаты смыкались вокруг нее подобно ловушке?"
– Где тебя носило, дубина?! – всхлипывая, бормотала она куда-то в шею Меченого. – Полголовы седых волос заработал, а ума так и не нажил… не мог весточку послать… предупредить хотя бы… и хвосты твои безмозглые… мы столько всего передумали, когда нам сказали…
Меченый, проявив благоразумие, не стал переспрашивать или разбираться в бессвязных упреках женщины. Он просто позволил ей рыдать на своем плече под любопытными взглядами своих "хвостов", поймавших, наконец, беглую "щепку" и несколько недоуменным – Шендже.
Наконец, Фея отстранилась, шмыгая носом.– Все, спасибо, что-то я совсем расклеилась… Так почему ты ещё жив? – она тут же требовательно взяла Меченого за грудки. – И как ты себя чувствуешь?
– Как человек, которого только что обсопливили, – будь на месте Меченого кто-нибудь другой, Шендже бы подумал, что он сдерживает смех.
– Ой, прости, прости, прости! – Фея шмыгнула носом. – Хотя… я так часто это делаю, что пора бы тебе и привыкнуть. А вот к твоим пропадам я привыкать не хочу, так что об этом мы с тобой еще поговорим. – Она неожиданно нахмурилась и недовольно взглянула на Шендже. – Так, мастер-механик, а что вы до сих пор здесь делаете? В театре давно не были? Ведь можно было понять, что я сразу помчалась сюда, как узнала, никого предупредить не успела! Живо, собирай наших! Старичков я имею в виду, и смотри, не перепутай! С утра у Морта, и пусть только попробуют не прийти!.. Итак? – Она снова повернулась к Меченому.
– Ходят слухи, что когда он в очередной раз пытался бросить нас на произвол жестокой судьбы, Мать-Смерть вывела его с кромки за ухо и наказала не возвращаться еще лет двести, – невозмутимо сообщил Тьёльги. Фея недоуменно заморгала, не зная, то ли смеяться шутке, то ли воспринимать услышанное серьезно, но "хвостики" прыснули разом, и бардесса, не удержавшись, расплылась в улыбке.
Не было отчаяния. Не было страха. И боли тоже не было. Все детали встали на свои места, механизм работал правильно, и не следовало вглядываться в маячащие впереди смутные тени.
Шендже потянул с вешалки плащ и вышел, не скрипнув дверью. "Ладно, мне все равно никогда не нравились эти тапки", – подумал он, закутываясь поплотнее и нахлобучивая на лоб шляпу, прежде чем выйти из-под "козырька" крыльца.
Прошлое. Риэннош эл'Георс. Смерть. Самообман – наркотик для слабых духом. Он никогда не видел в нём пользы. И никогда не обманывал себя. Но он умел верить и надеяться. Даже если шанс на удачу был похож на предрассветный туман. Надежда – это же совсем другое, не так ли? Он знал, что высокий пост и прилагающийся к нему скипетр получил только потому, что выбирать было не из кого. Одни трусливо сбежали, сумев воссоздать отвратительное заклятье, придуманное его бывшей подругой, другие погибли или были покалечены, третьи, проявив невероятную изворотливость, нашли тысячу причин выйти из числа претендентов. При ином раскладе Неподвластные посчитали бы, что это он убирает соперников с дороги, но уже десяток лет как гильдмастерство в их гильдии было не вожделенной целью многих, а синонимом слова "жертва". И хотя он держал скипетр уже четыре года – вчетверо дольше, чем его предшественница (при воспоминании об Элейс, её изломанном теле и мутных безумных глазах он до сих пор не мог сдержать дрожи) – Рьен четко знал, что его час близок. "Если падаешь со скалы, отчего бы не полететь?", говорили А'йорды. И прибавляли: "А когда нужно уходить, найди тех, кто разделит с тобой путь". Он чувствовал их приближение. Слышал, как один за другим они выходят из портала – без страха и волнения, неторопливо, размеренно, четко зная, кого искать и куда идти. Он видел марево мощных щитовых чар, колыхавшихся вокруг них, и знал, кто послал этих людей. Он в последний раз проверил амулеты и с усилием свел ладони, призывая Силу. Когда он расшвыривал молнии и ледяные шары и стремительно метался по выложенному диким камнем двору, уклоняясь от заклинаний убийц, он не боялся. Это был его дом. Дом многих поколений предков оберегал своего хозяина, вливал в него силы, искажал и отклонял чары, которые сам маг не мог отразить или заметить. Он был на своем поле. Никто не уйдет живым. Они все останутся лежать здесь. Мёртвая кровь впитается в землю, войдёт в камень, а жизненная сила врагов рода станет частью защитных арканов, пронизывающих стены, и будет служить тем, кого их хозяева так стремились умертвить. В трансе "живой волны" он с лёгкостью уклонился от меча, пламенеющего Огненной Смертью, и внезапно поймал проблеск светлых волос очень знакомого оттенка за спинами нападавших. Маленькая фигурка в темном стояла у внешней стены и с видимым любопытством наблюдала за вновь и вновь захлёбывающимися атаками "Они привели с собой ребёнка?! Ребёнка?!" Рьен едва не пропустил удар и, выругавшись, достал юркого убийцу своей коронной Зеленой Гнилью. Обновил щиты, одновременно отбрасывая нападавших Вуалью Радуги и… Надежные, не раз проверенные амулеты осыпались невесомой пылью, и защита развеялась, словно дым. Заклинание ударило Рьена в грудь и отшвырнуло назад, как лист бумаги, пробив пластинчатый доспех из аглара и пришпилив мага к стене, словно огромную бабочку. Он беспомощно трепыхался, силясь освободиться, а тонкие нити заклятий продолжали изливаться из раскрытых ладоней… "Испытай на себе то, чем ты кормил других…" Его век коснулся обжигающий свет, а потом… потом не было ничего. "Испробуй, каково это, когда нож входит в спину!" Он висел в пустоте, которая не могла быть Явью. Но и Нейарет атан Дин она тоже быть не могла. Он видел Туман-между-мирами лишь раз, когда подруга, свято верившая, что однажды увиденное стоит стократно услышанного, решила взять его с собой. Узкая теплая ладошка Эль'кирин А'йорд лежала в его руке, а его только что не тошнило от страха. Он хорошо запомнил то ощущение. И шепчущий туман тоже запомнил. Это было другое место. Здесь не было ни света, ни тьмы. Не было ничего. А затем… Он кого-то увидел. Женский силуэт. Стройная, изящная фигурка. Черные волосы, свободно спадающие до колен. Синий плащ с серебряным подбоем. Девушка всё приближалась и приближалась, пока, наконец, не подошла совсем близко. Рьен моргнул. Он ведь не мог видеть то, что видел? Правда?– Эль…кирин? – выдавил он. – Йоле?
Та не проронила ни слова, но расширенные глаза Рьена встретили взгляд безошибочно узнанных синих. Эти очи могли быть мягкими и нежными, словно самый дорогой шелк. Или жесткими и холодными, как сапфиры в ожерелье главы рода. Или искрящимися весельем. Или блестящими от непролитых слез. Но сейчас… в них были лишь молнии Крика Мёртвых.
Эль'кирин А'йорд. Наследница клана Драконов. Кирин. Лучший друг. Йоле. Любимая. Единственная. Алькара Ирт. Жена другого. Безымянная. Она смотрела на него, не говоря ни слова.