Шрифт:
– Безымянные? – летели отовсюду шепотки. – Безымянные… лишенные Имен…
Кто-то, скользнув глазами по согбенной фигуре, по устало опущенной голове, тут же спешил отвести их, чтоб – не дай боги! – не встретить взгляд "приговорённого жить". Кто-то таращился на пришельцев с жадным, болезненным вниманием. Кто-то, творя знак Священного Огня, с презрительной жалостью кривил губы.
А Безымянные шли, не ускоряя и не замедляя шага и словно не замечая ни острых как осиновых колья взглядов горожан, ни их жалости, давившей на плечи подобно отсыревшему суконному плащу.
"Смотрите! – шептали камни. – Смотрите, детишки". "Заглядывайте в бездну", – стучали копыта коней. "Твердите про себя слова бардов! – пел ветер меж шпилей и крыш. – Безымянного невозможно запомнить. Стоит на миг отвести глаза – тут же забудешь его. Лишенный Имени, потерянный для мира, он открыт всем ветрам, вырван из паутины жизни. Лёгкая добыча для тьёрге… Так говорят учителя. Но никто не знает, что принесёт вам день грядущий, стрелу в сердце или царский венец". "Кто будет следующим? – щелкали чётки в руке возницы. – Ты, хмурый воин? Ты, ловкий вор? Ты, посвященная? Смотрите. Смотреть – ещё не значит видеть. Видите ли вы нас? Или только кричаще-яркие одежды и склонённые головы? Замечаете ли, что лишь пятеро из нас Безымянные?" Имена. Вечное. Имя от рождения есть у каждого человека. Его шепчет мир, приветствуя новую жизнь, его на серебряных крыльях приносит ветер, оно звенит песней дождя, пляшет среди языков пламени и врастает в плоть земли. Его нельзя придумать. Его нельзя изменить. Знающий Имя имеет власть над тем, кто носит его, и потому Имена хранят в тайне. Их знают родители, ими обмениваются самые близкие друзья. Их называют Высшему совету, принося гильдии клятву верности. Для остальных есть прозвище. Но бывает, предназначение сводит двоих, и Имена любимых приходят к ним сами. Имя можно потерять вместе с разумом. Можно утратить его – от страданий и боли. Можно лишиться его по воле судий. Можно Имя отвергнуть. И потому от начала времён блуждают по земле Безымянные, как гонимые ветром осенние листья, пока тъёрге, пожиратели душ, что бродят в Нейарет, туманах меж Явью и Сном, не настигают их. Без имени. Без веры. Без надежды. Настоящее. Эль'кирин А'йорд. Ар-наирин, Город-под-небесами. Много лет минуло с тех пор, как я была здесь в последний раз. Тогда праздновали Бельтайн, праздник весны, и отец нёс меня через весь город. Я сидела у него на плече, и видела сияющие башни, устремленные в небо, горящие золотом шпили, цветущие сады, празднично одетых людей на улице, их улыбки, смех, веселье. Он был высок, мой отец, но я не боялась, зная, он не даст мне упасть. Быть может, если закрыть глаза, я вспомню и то ослепительное солнце и воздух, напоенный чистым свежим ароматом весны. Вспомню бело-розовые лепестки вишен, летящие по ветру, и свою ладошку в твоей, широкой… крестьянской, как говорила мать, но такой крепкой и надежной. Вспомню счастье, заполнявшее меня целиком, без остатка. Стук. Стук. Стук. Сухо щелкают чётки. Раз – другой праздник в другом городе. Два – проблеск стали в воздухе. Три – стремительный рывок и ты ловишь дротик, посланный не в тебя – в Старика, ловишь своим телом. Не потому, что так сильно любишь его, а потому что это твой долг. Четыре – колдовской огонь течет с моих ладоней – для тебя. Белое пламя горячее алого. Пять – я иду дальше, а ты остаёшься. И другой Ар-наирин встречает меня. Так же прямы и широки его улицы, так же буйно цветут его сады, а башни так же гордо устремляются ввысь, но весь свет, вся радость ушла из него. На небе тухнут отблески закатного костра, тени лениво выползают изо всех углов, вечер степным котом прокрадывается в твердыню Серебряных стрел, и неожиданно остро я ощущаю смятение и страх, которые пропитывают воздух. Не тот страх, что туманит разум и сковывает тело стальными обручами – тот, что заставляет собрать все телесные и духовные силы для борьбы за жизнь. Теперь это не просто город – это крепость. Крепость, готовая к войне. Я призываю Силу – тоненький ручеек среди иссохшего русла когда-то могучей реки – и начинаю смотреть. И слушать. Опустевшая Вольница плачет мне вслед скрипом перекошенных ставен и шелестом сквозняков, заходящих в распахнутые окна и незапертые двери, как к себе домой. Ей не хватает громкой суматохи жизни, криков, смеха и слёз, не хватает стука живых сердец, без которого прежде она не жила ни дня. Но детей и стариков отослали в западные оплоты, а мужчины и женщины, способные держать оружие и пожелавшие остаться, перебрались за городские стены. Ар-наирин говорит. Тихо и непреклонно. Часовые тревожно перекликаются на стенах, шелестят в небе крылья летунов, из храмов доносится стройное пение – молитвы за воинов, идущих в бой. Из кузнечных рядов слышится неумолчный гул молотов и хрипы раздуваемых мехов. Улица алхимиков окутана густыми клубами разноцветного дыма, такого едкого, что не сдержать кашель. Шпили Академии тусклы и серы, как море в ненастный день, но от магии, кипящей в её стенах, волосы встают дыбом. Среди толпы мелькают коротко стриженные люди в кожаных доспехах и другие, в пятнистых рубахах и темных брюках, с волосами, заплетенными в косы. Воины, не стражники – солдаты, и охотники, рейнджеры, которых в городах обычно днём с огнем не разыщешь. А если приглядеться, можно увидеть и других. Тех, кого называют "никто" – убийц, невидимок из Тайной ветви. Я давно научилась узнавать этот мягкий кошачий шаг и углублённый в себя взгляд. Но сейчас они и не скрываются. Странная вещь – наша память. Порой ты пытаешься вернуться мыслью в прошлое, но оно ускользает от тебя подобно предрассветной дымке, тающей в лучах солнца, утекает водой сквозь пальцы. Но бывает и по-другому – воспоминание настигает тебя в момент, когда ждёшь его меньше всего, и то, что казалось давно похороненным и забытым, накрывает тебя подобно огромной океанской волне. Миродар и Цитадель Осколков… Миродар… Дар Мира, обращенный в прах… То воспоминание не было моим. Я никогда не стояла на дворе Цитадели, глядя, как обращаются в прах её несокрушимые стены. Я не видела, как падают сраженные чарами и клинками врага мои братья и сестры. Я не выбиралась из-под развалин, обдирая в кровь пальцы, и не вдыхала дыма пожарищ. Я не стояла в одиночестве среди пепелища. Но тот, кто был там, разделил со мной свою память, и я не увидела – пережила всё это. Я запомнила бой и то, что было до него. Часовых на стенах. Наблюдателей, кружащих в небе. Воинов, которых никто не звал и которые приходили сами. Звучные глубокие голоса посвященных. Спокойные лица целителей. Невесомые нити магии и воздух, дрожащий, словно от жара невидимого пламени. Простой люд, привыкший жить под рукою гильдии, и в едином порыве встающий за неё… И ту же обреченность.– Ненавижу это, – поравнявшись со мной, глухо произносит Кот и без нужды поправляет кант на плече. Поводырь не на шутку взволнован, но ещё больше – зол.
– Что?
– Твою любимую игру "Ну-ка, просчитаем всё на три шага вперёд"!
– Это не игра, – возражаю я, слегка натягивая поводья. – У каждого события есть причина. У каждой причины есть следствие. Разберись в них, и увидишь не отдельно стоящие деревья, а сможешь подняться над лесом и охватить его одним взглядом.
– Мудра и на диво скромна – редкое сочетание!.. – его кулаки сжимаются. – Гьёргов клык! Я так надеялся, что это только слухи. За год растерять союзников… разорвать договор с Каменными воронами, сцепиться с Триадой, словно одного Орлиного когтя им мало… глупцы! Давай, скажи это.
– Снова играем в загадки, Кот?
– "Я же предупреждала"! – шипит он, как настоящий кот, которому отдавили хвост. – "Серебряные стрелы – труп. Ещё дышащий – но всё равно труп. Им не выстоять. Мы идём в самое пекло". Ну?!
Одна бусинка. Вторая. Третья. Вместо меня откликается Лазурь.– Тише, Кот, – бывший мистик спокоен и невозмутим, словно мы говорим о погоде. – Что было – то было. Решение мы принимали вместе, и, видит Промыслитель, вместе будем за него отвечать. К тому же, – я не вижу его лица, но голос выдаёт улыбку, – выбор дороги сейчас у нас невелик. Не так ли, Йоле?
– Мне другое странно, – тихо шепчет Трава, из-под опущенных ресниц косясь на какую-то охотницу, – эти-то зачем пришли? Зачем из своих чащоб выползли? Чтобы всех одним ударом?.. Солдаты вечно гибнут за вождей, которых и в глаза не видели, но зачем отдавать жизнь за глупого вождя?! Их Старик не заслуживает того, чтобы за него умирать.
Конечно, он прав. Когда противник заведомо сильнее, сталкиваться с ним лоб в лоб – самоубийство. Это как идти на полярного медведя с голыми руками. Он прав.
И всё же я отвечаю. С безразличием отвечаю:– Они и не будут умирать за него. Они будут драться за себя. За свою руку.
Совсем как тогда… Нет. Довольно воспоминаний. И без того настроение кого-нибудь убить, оскорбить, на худой конец, подвергнуть прилюдному бичеванию.– Долго ещё, Кот? – быстро спрашивает Лазурь, неодобрительно качая головой. Он видит меня насквозь.
– Пять шагов и три прискока, – хмуро откликается Поводырь. Если бы молнии, которые иногда мечут его глаза, могли убивать, от меня бы и пепла не осталось. А гневная отповедь уже просится с языка. Нет, Лазурь, сколько не пытайся, мир меж нами возможен лишь в твоих мечтах. Для Кота я навсегда останусь желторотым птенчиком, невесть что возомнившей о себе соплячкой, которая – зинжи бы её унесли! – слишком часто оказывается права, в то время как он, мудрый и старший, ошибается. Не знаю, что язвит его сильнее. – Если ясновельможная госпожа А'йорд соблаговолит повернуть повозку, мы войдём во двор Теней.
Благодарю за напоминание, недруг мой верный! Почётное второе место в списке того, что раздражает во мне Кота, занимает моё имя. Временами я прямо-таки слышу, как в его голове шелестит страницами генеалогический справочник, а сам Кот, перебрав все мои проступки, переходит к грехам предков с обеих сторон до двадцатого колена. Благо, род А'йордов – один из древнейших, есть где размахнуться.
Прошлое. Эль'кирин А'йорд.– Мы – А'йорды, – произнося эти слова, Верховная neri Виренис неторопливо расхаживает по комнате. Слабо мерцают бриллиантовые нити в льняных волосах, еле слышно шелестит роскошное бальное платье, каблучки звонко стучат по ослепительно белым плитам пола. Моя мать холодна и непреклонна, как северный ветер, и так же безжалостна. – Наша семья пять столетий держит руку Неподвластных и носит их печати, но запомни, Эль'кирин, А'йорды ведут, а не следуют. Так было и так будет.
– Помни, кто ты, – шепчет она, ведя меня в зал Испытаний, – и не разочаруй меня. А'йорды никогда не получали меньше, чем сталь.
– Не самый худший выбор, – мгновение она рассматривает Пламенеющий знак, приколотый на мою куртку – белый на белом, хрусталь и серебро, а затем медленно, словно во сне протягивает руку и касается его кончиками пальцев. Ветер – здесь, на верхней галерее, его хватает – треплет её волосы, грозя разрушить идеально уложенную "корону", но она впервые не обращает на это внимания, а на ресницах дрожат… Неужели слёзы?
Нет. Это только ветер. А'йорды не плачут. Слёзы – удел слабых, А'йорд не может быть слаб. А'йорд…
Но гордая голова наклонена, тонкие изящные пальцы поглаживают хрустальную звезду, и Виренис смотрит на меня, Йоле, а не Эль'кирин А'йорд. На миг она выпускает эмоции из-под ледяной брони, взгляд теплеет. "Я горжусь тобой. Я люблю тебя. Никогда не сомневайся в этом, доченька…"
Взмах длинных светлых ресниц – барды сравнивают их с лепестками звездоцветов, растущих на вершинах снежных гор – и синие глаза вновь полны льда. Краткий миг слабости миновал. Мать выпрямляется и высоко вскидывает голову.