– Спасибо, – выпалила Кирин, с вызовом глядя в тёмно-карие глаза. Фанд смешался было, но тут же разжал пальцы и несильно шлёпнул её по щеке.
– На здоровье, не обляпайся, – он скривил губы. Воздушные арканы, сплетенные со странноватыми чарами духа, ослабли, и Рьен бросился к подруге. – А теперь пшли вон, сопляки. По общежитиям. И чтобы никуда не сворачивали – я узнаю… – Некромант недобро прищурился. – Вы ещё здесь?
Рьен и Кирин переглянулись и наперегонки помчались к арке, за которой начиналась лестница, ведущая из зала с порталом в верхние ярусы подземелий.
– И привет покорный маме, А'йорд!.. – насмешливо крикнул вслед им Фанд.
– Вот придурок! – бормотал Рьен, в то время как ноги резво несли его по коридорам Академии, а уши полыхали от гнева и досады. – Какой придурок! Почему все некроманты такие?!
– В корне неверное замечание, – задумчиво возразила Кирин, обнимая его за плечи. – Он мерзавец и урод, вонючий выплодок тхаррэ… но ты слышал, что он сказал про защитные контуры? Я всегда считала, что общепринятое – не есть лучшее, и неприятность с порталом наглядно доказала. И раз магистр говорит, что Ришган – не панацея, значит, есть и другие. Как насчёт с утра в библиотеку?
– С утра?! – взвыл Рьен, потирая горящее ухо. – А сейчас что? И… о боги, он меня проклял! Проклял!
После
того случая они с магистром… сторонний человек сказал бы, подружились, но, говоря честно, слово "дружба" ни в коей мере не описывала тех отношений, что установились у парочки юных магов и некроманта, с душой тёмной, как демонов огонь. Фанд шпынял Кирин при каждом удобном случае – но никогда не отказывал ей в помощи, даже если это шло вразрез с законами Гильдии. Кирин плевалась при одном звуке его имени, но когда Фанд говорил, она сначала слушала, а уж потом начинала возражать. Их всё тянущаяся "дружба" была… странной.Как, впрочем, и Кирин.Как сам магистр.Те, кому случалось впервые обратиться к нему, неизменно цепенели при виде худощавого юнца с коротким ежиком светлых волос и наглыми тёмными глазами. Уважаемому магистру было более пятисот лет, и всё же он с гордостью носил маску уже-почти-совсем-взрослого парня, которому осталось только подрасти дюймов на семь и набрать фунтов двадцать веса. Носил и едко посмеивался над теми, кто принимал эту маску за чистую монету.Врагов у него было столько, что хватило бы на маленькую гильдию.Фанд никогда ни от кого не прятал своё увлечение, но поймать его на чем-либо опасном или запрещённом никому не удавалось. Чувство юмора у него было мрачноватое, но он никогда не проклинал и не вредил людям просто из злости, просто потому что мог это сделать. Ему больше нравилось разрушать проклятья, а не накладывать их, но плевать себе в кашу он никому не позволял.Фанд был злым – так же верно, как дождик осенью.Циничным.Веселым.Он не умел прощать и сострадать.И у него на любой вопрос всегда имелся ответ. Словно ему и в самом деле вечно было пятнадцать.Слухи по Гильдии о нём ходили совершенно невероятные. Мистики всерьез уверяли, что он пьёт кровь юных девственниц. Воры утверждали, что пояс его сплетен из кожи мертвецов. Охотники обвиняли его в выведении морлоков и шипастых цепней. Воины клялись, что в чулане у него хранится полный комплект доспехов Лаксиона, дарующих неуязвимость к любому оружию. Бардовские рассказы, поэмы и песни о кареглазом некроманте отличались редкостным пессимизмом. Обычно в них присутствовало огромное количество лунных ночей, разрытых могил, крови и восставших мертвецов.И только маги и создатели – знавшие чуть больше остальных – помалкивали.Фанда боялись. Его ненавидели. Уважали. С ним считались. Все – даже гордые и благородные А'йорды. И если кто и полагал его поведение неподобающим волшебнику столь высокого ранга, то предпочитал помалкивать. Остротой своей язык некроманта не уступал закалённому клинку, а "глазил" так, что пострадальцам белый свет тьмой полуночной казался. Проведя два дня в больничном крыле – проклятье, от которого уши свернулись в трубочки, было чудо как хорошо, у целителей ушли сутки, чтобы его снять – Рьен проникся к магистру глубочайшим уважением и с тех пор говорил о нём только полушепотом и с оглядкой.А Кирин… Кирин была одной из А'йордов. Как и её отец, она ничего и никого не боялась, а слова "благоразумие" и "осторожность" отсутствовали в её словаре. Они с Фандом были слишком похожи, чтобы всерьёз ненавидеть друг друга.Или поладить когда-нибудь.Фанд не любил А'йордов, всех вместе и каждого в отдельности. И без конца попрекал сходством с матушкой Кирин, которая была копией Льгара во всём – за исключением глаз. Если верить тем же слухам, когда-то магистр был помолвлен с Виренис, но свадьба расстроилась в самый последний момент. По одной из версий княгиня уличила жениха в связи с демоницей, вызванной с десятого астрального плана, и немедля разорвала помолвку. По другой – услыхав жуткое предсказание о его будущем, решила переломить судьбу. По третьей, которую особенно любил преподобный Фалкион – ушла от него прямо из-за свадебного стола, на глазах у гостей надев обручальный браслет своему дальнему родичу Льгару. Те, кто знал всё доподлинно, упорно изображали потерю памяти, хотя только слепец мог не заметить, как смотрели и как не смотрели друг на друга магистр и высокородная neri.Но впервые за долгое время у них появилось нечто общее.Маленькая выдумка.Рьен не знал, куда идёт и зачем. Он брел, не обращая внимания на испуганные и изумлённые взгляды встречных, петлял по бесконечным переходам Цитадели, карабкался наверх по крутым ступеням, а перед глазами его стояла Кирин. Мука на лице, застывший взгляд, словно у ослеплённой пульсаром лани, бледные губы, сжавшиеся в нитку, тихий, но твёрдый голос: "Он и мёртвый мой… навсегда мой…"И обручальный браслет, вызывающе, дерзко поблескивающий на её запястье.Кирин не смогла бы вечно довольствоваться тайными встречами. Он слишком хорошо знал свою подругу, чтобы на это рассчитывать. Как знал и то, что гильдия – а, вернее, гильдмастер и мажена Элейс – никогда не позволят taril А'йорд взять в мужья Осколка. Рьен умел говорить со стоящими у власти…То, что Кирин и не собиралась ни у кого испрашивать позволения, он понял, застав её спорящей с Фандом. В руках у неё была древняя книга из личной библиотеки некроманта – "Кровная магия: брачные обряды".И Рьен окончательно укрепился в мысли: Осколок должен умереть.Преодолевая тошноту, он перерыл все материалы по кровной магии, что смог найти в библиотеке гильдии и её хранилищах. Такие обряды требовали третьего на роль священника, соединяющего двоих нерушимыми узами, но Рьен знал с десяток А'йордов, которые обладали необходимыми уменьями и, разумеется, не отказались бы помочь наследнице рода. Даже вопреки воле гильдии.Металлический запах крови, казалось, пропитывал пожелтевшие страницы книг. От него кружилась голова, он лип к рукам, забивался в ноздри, и в ядовитом угаре Рьен начал действовать так, как никогда себе не позволял: стремительно, не раздумывая, не колеблясь. Ему всё удалось, даже ошибки обернулись в его пользу. Он пожелал устранить врага – и Кровь ехидны сработала идеально. Гвин'эйто головы оторвать не мог от лежанки, не то, что в кровном ритуале участвовать. Кирин вмешалась, исцелив убийцу – и за неправомерное применение магии была заключена под домашний арест. Гордые А'йорды, давшие согласие на запретный ритуал, вынуждены были склонить головы, а Меченый покинул город, так и не увидев Кирин. С кривой ухмылкой на губах отправился навстречу смерти.Рьен не учёл лишь одного: в книге Фанда нашелся тот единственный обряд, для которого было довольно и двух участников и, исцеляя Меченого, Кирин совершила его. А развернувшая Дымная роза скрыла все следы применения кровной магии.Да будут едины наши души отныне и до конца времени. По выбору своему и желанию я пойду рядом с тобой по жизни и через смерть. Я разделю с тобой дыхание и мысли свои. Я встану рядом с тобой против врага. Сердце твоё отдано мне, жизнь моя – тебе навеки. Разумом своим, кровью и душой я принимаю тебя, избранный мой. Сейчас и до конца мира…Такую клятву дают лишь раз. Только одному человеку. На все перерождения и смерти. Единственному до конца времён.И даже в смерти будем едины…Напрасно. Всё напрасно."Глупец… глупец… глупец…"Он дышал, точно бегун на последних стадиях, кровь стучала в висках, и больше всего на свете хотелось сжаться в комок и заскулить, подобно раненому зверёнышу. Было легко размышлять о том, что сделанное им – ради её же блага. Но увидеть, как тускнеют такие живые синие очи, услышать негромкое: "Закройте дверь с той стороны, мастер" оказалось…Невыносимо.Нестерпимо больно.Заслужил ли он такую кару? Да, заслужил. Наказание было равноценно вине. По делам вашим воздастся – так учили посвященные.О нет, Рьен ни в чём не раскаивался и доведись ему прожить этот год заново, он не пожелал бы изменить ни единого мига. Но сейчас… боги, он так устал… и был готов на что угодно, лишь бы избыть боль и тоску… получить хоть миг покоя…Гром яростно рокотал в ночи, ослепительно белые молнии кромсали небо на части, капли дождя стекали по разгоряченному лицу, мешаясь со слезами бессилия. Ледяной ветер пробирал до костей, ночь звала, обещая свободу от мук. И так просто было запрокинуть голову, на миг задержать дыхание и, отпустив мокрый серый камень, шагнуть в объятия небытия, навстречу долгожданной тишине и безмятежности – без боли…Рьен опомнился, только когда его с силой рванули назад – так, что он упал навзничь и больно ударился затылком, а после усадили и, тряхнув за плечо, несколько раз настойчиво позвали по имени. Фанд (а это был именно он) снова сумел оказаться в нужное время в нужном месте и вовремя стащить Рьена с парапета башни Звездочтения."Как я оказался здесь?" Молодой маг не помнил. Вязкая серая безысходность туманила память, поглощала все чувства без остатка. Он устало спрятал лицо в ладонях.
– Что, уже предвкушал сладостный миг разбивания? – язвительно произнёс некромант; Рьен не видел, но легко мог представить себе его привычно-едкую усмешку. – Должен заметить, есть менее идиотские способы свести счеты с жизнью. Мыло и веревку, так и быть, подарю, а люстра в Большой зале отлично сойдёт за сук. Девчонка А'йорд с превеликой радостью разожжёт Небесное пламя ещё и для тебя.
Рьен вскинул голову, с бешеным гневом взглянув на Фанда – тёмную фигуру, почти не различимую за пеленой дождя, поднял руку, привычно складывая пальцы в Огненную плеть, но не смог выжать из себя даже искорки. Магия и бурные эмоции плохо сочетались. "Ни гнева, ни страсти. Только Сила", – с горечью вспомнил Рьен, и слёзы – жгучие, злые – снова навернулись на глаза.
Фанд, должно быть, видел в темноте не хуже кошки, потому что без труда перехватил его руку и, совсем уж по-кошачьи фыркнув, рассмеялся. Рьен невольно вздрогнул: смех некроманта походил на скрип ржавых дверных петель.
– Так не доставайся же ты никому, Выдумка, – с нарочитой мягкостью произнёс Фанд, но каждое слово звучало, точно удар хлыста. – И надо бы поздравить тебя, Георс, да как поздравлять болвана, который нырнул в дерьмо по своей воле и желанию, а теперь жалуется на запах? Ты плохо знал А'йордов и совсем не знал малышку-головешку. Да будут души наши едины отныне и до конца времен… Поистине, только у неё могло хватить наглости на такое. Тело-то видел?
– Вы, должно быть, бредите, мастер, – хрипло сказал Рьен, подтягивая колени к груди и не заботясь о том, как жалко сейчас выглядит в глазах старшего мага. – Ступайте в склеп, откуда так благородно выползли, и читайте проповеди упырям и лидеркам! Я не нуждаюсь в вашей…
– Значит, нет, – перебил некромант хладнокровно, словно блоху отщёлкнул. – И проверить не удосужился, сразу сопли развесил. Ночь, дождь, полёт с башни головой вниз… родовое это у вас, Георсов, что ли? Деда развезло на "Прощай, жестокий мир", и внучок по той же дорожке… а нет, чтоб пораскинуть зинжи траченными мозгами и вспомнить, для чего магу Сила! – Он мотнул головой, нетерпеливо отбрасывая с лица волосы, и стремительно поднялся. – Как из дерьма табуретка из меня мастер душеспасительных речей… Идём.
Молодой маг притворился, что не расслышал, надеясь, что некромант оставит его в покое. Он чувствовал себя так, словно его только что измолотили, как пшеничный сноп, в висках пульсировала боль, и мысль, что придётся куда-то идти, приводила в ужас.
– Ты пойдёшь, – почти ласково заверил его Фанд. – Как ни странно, старого зловредного некроманта нисколько не порадует вид твоих мозгов, разбросанных по траве. Но в сторожа и, тем более, няньки к безмозглым мальчишкам он пока не нанимался. Так что не зли меня, щенок. Сам или под Марионеткой?
Марионетка – одно из самых жестких заклинаний из обширного арсенала целителей и судий – использовалась, соответственно, для того, чтобы особо буйные пациенты не причинили бы вреда себе или окружающим, а ретивые заключенные не предприняли бы попытки к побегу. Полный контроль, абсолютное подчинение. Человек под Марионеткой без позволения "кукловода" не мог даже моргнуть. Худшее унижение придумать было трудно. Рьен собрал остатки гордости в кулак и поднялся на ноги – хотел одним мощным рывком, но вышло дохлым зигзагом. "Плевать, – равнодушно подумал юноша. – Держаться, помалкивать, избавиться поскорей от назойливого заботника о душах человечьих, а башня… башен в Гавани много…"
Он гордо выпрямился, сделал шаг, и тут же вынужден был вцепиться в подставленное ему плечо, потому что в ушах зашумело, а пол, как взбесившийся скакун, рванул из-под ног.
– Барды по всему свету весть разнесут, что это я тебя проклял, искалечил и только что не в нежить обратил, – словно издалека долетел голос некроманта. – Не надейся, сдохнуть не дам.
– К гьёрге вас, мастер, – от души пожелал Рьен, оскальзываясь на мокром камне смотровой площадки. Фанд пинком распахнул дверь и почти поволок его вниз по лестнице.