Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
— Но вы ведь не пишете, как тот писатель из ада?
— Стремлюсь, конечно, сеять разумное, доброе, пишу с оглядкой на Бога. Но кто знает, человек слаб… Каюсь на исповеди в том, что невольно могла написать нечто, что соблазнит читателя…
— И что с этого? Если люди уже прочли ваши книги и заразились вашей ложью, как у того писателя в аду. Что даст ваша исповедь?
— Сергей, невозможно предугадать все последствия моего покаяния в мировом масштабе, это тебе не дважды два четыре. Исповедь — таинство. Я прошу у Бога прощения за свои какие-то неправильные слова, Он же милосердно уничтожает их негативные последствия. Бог, Он все может.
— Сложновато
— Очень просто. Тысячу раз скажи «халва», во рту сладко не станет. Так и здесь. Ты начни свой путь к Богу и сам все выяснишь, что да как… Жизнь во Христе, то есть по заповедям, нужна, а не разговоры.
Я выдала ему чистую тетрадь, попросив написать в ней исповедь — в свободной форме, чтобы отдать священнику.
— Не переживай! — ободрила его. — За разглашение тайны исповеди священника лишают сана. Тебе просто необходимо исповедаться за всю жизнь.
Целый день Сергей не выходил из комнаты, даже не ел. Только пил крепкий чай, чифирил…
Через день мы пошли в церковь. Оказалось, что крестик он носил давно — с тех пор, как выжил в колонии после ножевого ранения.
На крестинах, кроме меня, никого не было: от крестных Сергей категорически отказался, чтобы «никому не пришлось за него отвечать на том свете».
После крещения священник поздравил нового члена Церкви и сказал ему напутственное слово:
— У тебя, как и у многих взрослых, долго живших нецерковной жизнью, грех становится привычкой, врастает в натуру. Тебе, дорогой во Христе Сергий, ныне были прощены все грехи, но греховная привычка очень сильна, и ты, даже не замечая, можешь снова начать грешить прежними грехами. Избавиться от этого можно только частой исповедью. Так ты закроешь дорогу ко греху в самом себе, а добрыми делами с Божией помощью постепенно исцелишь свою жизнь. Труд непростой. Каждое твое доброе дело, каждая молитва, каждое приношение Богу будет приближать тебя к вожделенной цели вечного спасения. Аминь.
— Аминь, — повторил Сергей, не очень, кажется, поняв смысл напутствия; мне показалось, что более оно было обращено ко мне. — Можно идти?
— Грядите с миром! — улыбнулся священник и широко благословил нас крестом.
Как только мы вышли за ограду церкви, Сергей неуверенно сказал:
— Мне стало очень легко. Очень, очень легко. Так не бывает.
— Еще как бывает! — воскликнула я. — Благодари тех добрых людей, которые тебе клофелинчику подсыпали и ускорили вхождение в Церковь! Чувствуешь связь событий?
— Не надо об этом теперь, — сказал Сергей и замкнулся.
Дома я подарила ему молитвослов, с которым он скрылся в своей комнате. Приготовив обед, позвала всех к столу. Анна Вячеславна с радостью засеменила на кухню, Сергея надо было упрашивать — не любил вокруг себя суеты. Выпить вина он отказался наотрез, но нам разлил кагорчика по бокалам и сказал:
— Спасибо, что вы есть.
— Сереженька, у вас сегодня второе рождение, в жизнь вечную. И я вот вам подарок припасла… ложечку серебряную. — Анна Вячеславна, словно фокусница, достала из кармана старинную чайную ложку.
— Что вы, бабушка, не возьму, нет, не обижайтесь.
Он так и не взял серебра.
Вечером позвонил знакомый режиссер по каким-то делам, и я с восторгом рассказала ему о случившемся: как явился в квартиру Сергей и вот теперь крещен.
— Слушай, это прекрасный сюжет. Я переговорю с начальством.
— Какой еще сюжет, Федечка!
— Ты что, не понимаешь? Это о том, в чем так нуждается современный мир, — о человеческой взаимопомощи.
— Нет, Федя! Это о евангельской заповеди любви к ближнему. У меня срослось — но только с Серегой. С другими — могло не выйти… Здесь явный Промысл Божий о нем.
— Тем более! — воскликнул Федя. — Вот и скажешь об этом. Церковь у нас начинает подниматься из руин, а люди совсем забыли, как жить по-христиански. Примеров положительных нет, понимаешь? С кого брать?
— Нет, не хочу… Да и он не согласится.
— Уговорим. Наталья, друг, страна нуждается в герое, а я в сюжете. Денежек тебе подкинем, как автору сценария.
Я подумала, может, в этом есть сермяжная правда… Предоставим слово народу в лице Сергея, как он на это посмотрит? Он на удивление посмотрел положительно, уговорил его красноречивый режиссер. Согласие Сергея означало, в частности, и то, что он не боится обнаружить себя. Значит, никакого криминала за ним нет, прекрасно!
Буквально через день нагрянула съемочная группа. Когда Федя увидел героя, воскликнул:
— Слушай, Наталья, какая фактура, удивлен… Он, правда, на князя похож. Хорош. У тебя с ним ничего такого?..
— Да что ты, Федечка! Нам, дворовым людям, строго-настрого запрещено приближаться к князьям на десять сажон… — ответила я и, увидев вспыхнувший нездоровый творческий блеск в режиссерских глазах, добавила: — Значит, так, Федя, предупреждаю. Если ты сделаешь сюжет под названием «вот и встретились два одиночества, развели при дороге костер», можешь забыть мой телефон навсегда.
— Нет, ну что ты! Как договорились. Представляешь, в Евангелии притчу о милосердном самарянине нашел, процитируем… Сюжетец небольшой разрешили — минут на двенадцать — пятнадцать.
— Ты даже в Евангелие заглянул, Федя? О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! И тебя таки задело! За это можно всё отдать!
— Стараемся, ты у нас деушка суровая!
Пока устанавливали аппаратуру, обсудили, о чем будем рассказывать. На камеру мы с Сергеем говорили отдельно и друг друга не слышали — в этом, по мнению режиссера, была изюминка сюжета. Оператор слушал меня с нескрываемым интересом, так что даже в камеру забывал смотреть. А я что? Как обычно. Про веру говорила, про то, что ничего в этом мире случайного не бывает, что Сергей с юности столько незаслуженных наказаний и скорбей перенес, его можно назвать любимцем Бога: «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» [11] и что я многому хотела бы у Сергея поучиться: его выдержке, мудрому отношению к обстоятельствам, умению послужить людям.
11
Евр. 1:6.
В перерыве я случайно услышала разговор оператора и режиссера.
— Сколько снимал, таких отчаянных теток не видел… Про Бога шпарит как по писаному, даже интересно стало. Слушай, а она не врет, что этого бомжа с улицы взяла? — спросил оператор.
— Да какая разница, Михайлов. Больше крупных планов давай, глаза, рот, руки. Красивая тетка и говорить умеет. Сюжет на ура пойдет! И не тырься в нее, взбрыкнуть может! — ответил Федя.
После интервью режиссер попросил снять кадры, как мы вместе с Сергеем сидим на кухне за столом, о чем-то говорим…