Без маски
Шрифт:
А ведь не захворай маленькая Рейдюн крупом, никакой истории не было бы вовсе. И старый Готлиб не раздобыл бы нового мотора для своей лодки…
Было это поздним летним вечером. По морю гулял небольшой шторм, какие обычно бывают в конце августа или в начале сентября. Единорога разбудил Эмануэль Уфлакс. Он что есть мочи барабанил в дверь лачуги, где жил в те годы Единорог.
— Эй, ты, вставай, что-то неладное приключилось на Корснессете у старого Готлиба! — орал Эмануэль.
Не успел он перевести дух, как дверь распахнулась и на пороге показался Единорог. Одной рукой он поддерживал подштанники, а другую приставил козырьком ко лбу и стал вглядываться в ясный горизонт, где белело северное небо, которое иногда ослепляет почище, чем закатное солнце.
— Да, дело ясное, — пробормотал он. — Кто-то там просит о помощи. Что еще стряслось у Готлиба с мотором?
Через несколько минут Единорог и Эмануэль Уфлакс уже шагали к рыбачьей лачуге.
Ветер крепчал. Правда, шторм еще не разыгрался, но в море перекатывались большие валы, и это означало, что где-то ураган бушует вовсю. На берег набегали небольшие волны. Но они-то и были самыми коварными, потому что могли вдруг подняться огромной водяной стеной и раздавить большой пароход, не говоря уже о каком-то рыбачьем суденышке.
В воздухе запахло штормом. Тому, у кого на такие вещи было особое чутье, сомневаться в этом не приходилось. Единорог, который в те годы был уже стариком, стоял задумавшись и положив руку на борт своей длинной черной парусной лодки, сделанной когда-то в Усе одним лишь старинным топором и без всяких расчетов, а просто так, на глазок.
Эмануэль слегка подался назад. Единорог понял этот красноречивый жест, но на сей раз не усмехнулся. Он не сводил глаз с прибоя, достигавшего вершины скал. Он видел, что волны становятся всё больше и больше и что шторм разыгрывается не на шутку, а ночью будет еще сильнее, потому что где-то далеко в море ураган уже бросил в бой свои главные силы. При каждом порыве ветра весь залив прямо-таки выхлестывало на берег. И Единорог думал о том, что нелегко будет пристать к берегу на Корснессете, где ветер еще сильнее. Эмануэль снова посмотрел на прибой и тихо сказал:
— На мою помощь не рассчитывай; у меня жена и семеро детей.
— А я никогда и не рассчитывал на твою помощь, — рассеянно ответил Единорог. С этими словами он пошел прочь от Эмануэля и стал карабкаться вверх по горам, где только козам впору было лазить.
Потом Эмануэль увидел, как Единорог обогнул скалу и двинулся по направлению к проливу. После часа ходьбы он выйдет к Стур-фьорду, — ведь ноги у старика всё еще чертовски проворны. Оттуда ему придется на лодке добраться до торгового поселка, где он сможет раздобыть рыбачью шхуну с мотором. Их теперь уже много появилось в этих краях.
Ну, короче говоря, Единорог раздобыл и судно и команду. Правда, с командой ему пришлось потруднее. В такую непогоду мудрено было пристать к берегу у мыса Корснессет. Об этом решительно заявил молодой, самодовольный и веселый старшина рыбаков, которому необыкновенно везло в море прошлую зиму. Он считал, что нужно подождать, покуда буря немного поутихнет. Пусть знает этот знаменитый Единорог, что другие не хуже его смыслят в таких вещах. И баста!..
Единорог потянул носом. Воздух был сильно разрежен. Тогда старик сказал, словно бы про себя, но достаточно громко, чтобы его могли слышать на пристани:
— Ежели бы все так топтались на берегу да опасались, как бы чего не вышло, то многим не пришлось бы теперь увидеть белого света.
Парень покраснел, застегнул куртку и без единого слова поднялся на борт. Единорог, усмехнувшись, похлопал его по плечу. Все знали, что когда-то черная остроносая лодка Единорога подобрала отца этого паренька во время шторма, в такую пору, когда никто и носа не решался высунуть в море, чтобы взглянуть, не барахтается ли там что живое.
Вслед за парнем на борт стали подниматься и другие. Мотор затарахтел, и судно отправилось в путь. Здесь, внутри шхер, море было ласковым и покорным. Но там, на просторе, оно рычало и билось, как разъяренный зверь, и вступить с ним в борьбу значило играть со смертью. Впрочем, смерть была привычной гостьей в этих краях. Часто случалось, что в субботу перед праздником какой-нибудь рыбак отправлялся на своей лодке в лавочку за табаком. Жена весело глядела ему вслед из кухонного окна. И вдруг лодку подхватывало на гребень огромной полны, переворачивало вверх дном и с силой швыряло о прибрежные камни. В одно мгновение жена удачливого рыбака превращалась в беспомощную вдову. Она отправлялась за пособием в благотворительные организации, и ее с детьми милостиво сажали на голодный паек. Такие вещи происходили часто даже в спокойном заливе, где не было ветра, и только последние содрогания урагана, бушевавшего далеко в открытом море, время от времени доходили сюда, неся смерть на гребне огромных, как стена, волн.
Об этом-то и подумал Эмануэль, когда Единорог сказал, что на Корснессете с каждой набегающей волной весь залив будто выхлестывает на берег. Готлиб поставил свою лодку на якорь далеко в открытом море, где ее порядком трепал шторм. Но всё-таки это было лучше, чем если бы она находилась в ту пору в тихом заливе. Тогда она в щепки разбилась бы о прибрежные камни при первой же набежавшей с открытого моря волне. Об этом знает на островах каждый мальчуган. И только те, кто приезжает сюда из города на лето ловить рыбу, думают, что они находятся в полной безопасности, если залив спокоен…
Ну, хватит об этом… Единорогу и его команде надо было думать о том, чтобы добраться до Корснессета. Он и Уле-малыш, молодой старшина рыбаков, пересели в легкую лодчонку. Ее вместе с огромной волной вынесло на берег и швырнуло, можно сказать, прямо к самому порогу домишка Готлиба. И здоровенные ручищи, изо всех сил вцепившись в лодку, потащили ее в заросли вереска, чтобы набежавшая новая волна не смыла ее обратно в море.
— Слава богу, что ты приехал! — воскликнул старый Готлиб и повел Единорога за собою в горницу с низким потолком и заколоченными окнами. На кровати деда лежала маленькая Рейдюн. Видно было, что она задыхается.
Единорог подошел поближе. Дела были плохи. Он вспомнил, что в молодости сталкивался с такими болезнями. В те времена они случались чаще. Когда он, безусым пареньком, плавал на шхуне, у них такой же болезнью захворал боцман. Ее называют «круп». Тогда у них на борту отыскался инструмент, зонд, который, по словам штурмана, мог помочь, если правильно ввести его и если судно находится не слишком далеко от берега, чтобы больного после этого можно было бы сразу же доставить к доктору. Но и доктора не всегда могли вылечить эту болезнь.
Единорог приподнял девочку и похлопал ее по спинке. В эту минуту она изо всех сил кашлянула, и ей стало легче дышать. Синева сошла с ее лица. Но все знали: через минуту удушье начнется снова и ребенку опять станет хуже.
Единорог без дальнейших проволочек завернул девочку в лежавшее на кровати тряпье и понес к выходу. Готлиб был уже одет. Непогода обрушилась на них. Они молча шли к берегу. Готлиб взял девочку из рук Единорога и сел с нею в лодку, стоявшую на берегу довольно далеко от воды… Единорог и Уле-малыш вместе с парнями, которые оставались на Корснессете, ухватились за лодку с двух сторон и стали наблюдать за волнами, одна за другой набегавшими в залив с моря. Словно гигантские пенящиеся горы, волны лавиной обрушивались на берег. Потом они, будто огромный, сжавшийся для сокрушительного удара кулак, слегка подавались назад и с силой ударяли о прибрежные камни. Если не удастся вовремя очутиться на вершине этой водяной горы, то нет никаких шансов выбраться в открытое море. Лодку швырнет на камни, и в следующий миг новый вал обрушится на нее и увлечет за собою в бездонную глубину. Парни знали это и ожидали только знака Единорога. Каждый мускул у них был напряжен, они были готовы к действию. Им нужно было толкнуть лодку в тот момент, когда пологая волна, начав отступать от берега, увлечет лодку за собой и вынесет ее на гребень самого высокого вала, а оттуда — далеко в море. Всё это должно произойти в течение нескольких секунд.