Без памяти
Шрифт:
– Мда…Но тебе повезло, – весело сказал фельдшер.
Варю всегда удивляли медицинские работники. С какой легкостью они говорят об отрезанных руках-ногах. Это часть их повседневной жизни. Юмор у них, мягко говоря, своеобразный.
Для достоверности Варя пошевелила пальцами ног и потрогала свой живот. Он показался ей вдруг стройнее.
Вроде все целое.
Кусок металла… Он не давал ей покоя. Этот странный сон, где ее откидывает в салон со страшной силой…
Варя потерла лицо, пытаясь избавиться от наваждения.
– Ты, похоже, отключилась,
– Прекращай, Фернандо, – рявкнул водитель.
– Что? Девушка выжила. Я хочу ей настроение поднять.
– Ей надо отдохнуть.
Варе еще никто никогда специально не поднимал настроение. Ее настроения вообще мало кто замечал.
Оставшиеся пять минут они ехали в полной тишине. Рев сирен говорил о том, что она не единственная, следующая по маршруту аэропорт-больница.
Да уж. Сейчас она должна была проходить паспортный контроль. А потом поехать в гостиницу около центральной плазы. Туда-то она и намеревалась прогуляться уже этим вечером.
–Если вы себя хорошо чувствуете, к вам зайдут задать несколько вопросов. Заполнить анкеты, документы и т.д. Вы также имеете право получить психологическую помощь.
– Да не надо. Я в порядке. Все хорошо. – Только вот голос звучит как-то непонятно. Странно как-то. И ощущение какое-то не то.
– Я только обязан заполнить ваше имя. Что, впрочем, я уже сделал. Вот. – Он протянул Варе паспорт.
– Это не мой, – Варя отодвинула обратно синий документ. – Мой должен быть красный. Я русская. –Хохотнула она.
– Э…Ты что-то путаешь, красотка. – Фельдшер бросил мельком взгляд на водителя. Варя уже видела такие взгляды в магазинах в торговых центрах, когда просила принести одежду ее размера. – Это твой, аргентинский паспорт. Синенький. Флоренс Басетти. Вот, фотография твоя. – Мужик испуганно открыл паспорт и оглянулся на водителя.
И тут Варя залилась гоготом.
– Я? Я? Что, серьезно? Тут, видимо, темно сильно. Ты посмотри на это, – Варя обвила рукой свой фейс, – и на это, – ткнула в паспорт. – Разве не видишь, какая там красотка? Это, кстати, моя соседка была. Она в порядке?
– Фельдшер снова взглянул через окошко в зеркало заднего вида, чтобы поймать взгляд водителя.
– Ничего, ничего, успокойся. Все в порядке. И, правда, надо отдохнуть. Такое пережить. А ты молодцом, ни истерики, ни крика.
– Да я, правда, в порядке. И успокоилась я уже давно. – Варя помолчала, вспоминая недавние события. Ведь кто-то погиб. Кто-то никогда не вернется домой, навсегда оставшись в этом проклятом самолете. – Варвара. Садковская. Варя я. Русская, если не поняли.
Мужики совсем притихли. Фернандо принялся измерять Варе давление. А ей было все равно. Что их так напугало? Она быстро скинула одеяло, которым ее заботливо накрыли, в надежде дать уют и спокойствие. Мол, все окей. Все закончилось.
– Что-то не так… – Ее вдруг всю затрясло. – Где моя одежда, почему я странно одета так? Кто меня вообще переодел? О, Господи, я ничего не понимаю…–
Варя медленно открыла глаза, и обвела взглядом больничную палату. Все красиво и аккуратно. Около нее стоял врач и что-то писал, нахмурив лохматые брови, точь-в-точь как у Леонида Ильича.
Врач представился, но Варя тут же забыла его имя.
– Мне надо позвонить. Маме с папой. Они волнуются, наверное.
– Не беспокойся, мы им уже сообщили.
– Спасибо.
Варя и правда немного успокоилась, хотя, как и прежде, мало что понимала. В голове была путаница, и острое ощущение чего-то плохого.
– Что они сказали? Родители? Кто с ними говорил? Они ведь ни по-испански, ни по-английски не говорят.
– У нас здесь целый штаб психологов, которые работают с родственниками, сообщая им радостные и печальные новости.
Варя сняла резинку с волос, обдумывая свой следующий вопрос. И замерла. В полном и абсолютном ужасе. В таком только просыпаются ночью с сильным сердцебиением и влажными ладонями, и не могут потом заснуть как минимум до утра, вспоминая и прокручивая снова и снова детали кошмара. На лице Вари моментально выступил пот. Это были не ее волосы. Ее волосы средненькой длины, и такого тускло – пегого цвета. Вернее, трех цветов: очень красивого пшеничного, потом сенно-желтого, и чуть буроватого. Она резко ногами сдернула одеяло и стеклянным взглядом уставилась на изнуренное худощавое тело, облаченное в больничную сорочку. Живот не заграждал вид на ноги, а впадал так, что по бокам торчали косточки. И ноги – не пухлые которкие дудочки, а длинные и стройные, переходящие в аккуратные ступни с ярко-бордовым, идеальным маникюром.
Варя закрыла глаза и, положив ладонь на готовое выскочить из груди сердце, снова открыла их.
Дрожащей рукой она еще раз провела по волосам. Они были гладкими, длинными. Слишком длинными. И черными…Неужели…Неужели она была в коме так долго. Это объясняет истощение. Боже, наверное, ее вид был столь удручающим, что ей покрасили волосы? Они, наверное практикуют это в европейских больницах. Варя сглотнула ком и приготовилась услышать кошмарные новости.
– Какой…какой год сейчас? Какое число? – Сколько прекрасных лет своей жизни она потеряла?
Врач оторвался от своих записей, и взглянул на нее сквозь лохматые брови.
– В смысле, ты не знаешь?
– Ответьте!
– 2012, 18 Ноября. В чем дело? Ложись, лучше. Ты пережила настоящий кошмар. Но мы провели несколько тестов, и, кажется, ты даже царапин не получила.
– Я не понимаю… Что, правда? Я не была в коме? – Задыхаясь произнесла Варя. –Дайте мне зеркало… Быстро дай мне зеркало! – Если врач с ней не церимонился и называл на «ты», то она тоже не станет. Ее всегда удивляло это в испанском языке. Слово «вы» у них существует, но пользуются они им в крайне редких случаях. Хотя сейчас ей было не до грамматики.