Без памяти

Гутиеррес Татьяна

Тут Варя впервые всерьез задумалась о родителях. Они, должно быть, с ума сходят от горя. Она представила лицо немолодой мамы, которая, держа в руках какую-нибудь из безразмерных кофт Вари безутешно плачет. У нее уже не хватает слез, и спазмы сводят горло. Отец, как всегда молчаливый, с каменным лицом наливает очередной стакан будь то водки или чая. Ему без разницы что пить. И водка сегодня, к сожалению, не поможет ему забыться, он не опьянеет, даже если выпьет целую бутылку. У них, скорее всего, включен телевизор на новостном канале, который крутит без устали

один и тот же ролик. И родители смотрят его каждый раз, надеясь, что поступит опровержение или сообщат о чуде: девушка, ранее считавшаяся умершей, пришла в сознание и спрашивает про родителей.

На похороны, – о, Господи! – на похороны…наверное, придут несколько из бывших друзей. Те, кого принято называть старые знакомые. Они постоят, помолчат, испытывая огромное сожаление от бесполезности вариной жизни и жестокости ее смерти, их пару раз передернет от холода и жути, и, разойдясь по домам, вернутся к своим любимым женам, мужьям и детям. У них будет завтра. У них будет четверг. Даже у Флоренсии будет четверг. Но не у Варвары Сладковской.

– Вы можете воспользоваться телефоном в комнате ожидания – голос дамы за стойкой вернул Варины мысли обратно в больницу. Дама вытянула указательный палец в направлении зала. Ее глаза были полны сожаления, а голос – отчаяния.

Сделав несколько шагов на ватных ногах, Варя попала в довольно уютную комнату с несколько потертым диваном из искусственной кожи и небольшим кофейным столиком, на котором, собственно, и стоял аппарат.

Сколько хороших и плохих новостей слышал этот телефон за свою, судя по потертости, долгую жизнь!

Набрав знакомый до боли номер с московским индексом, она поднесла трубку к уху. Биение ее сердца перебивало телефонные гудки.

– Возьми же трубку, возьми. Это я! Я здесь, мы все еще можем поговорить.

Но телефон упрямо выдавал долгий зуммер.

Варя медленно опустила трубку и уже хотела положить ее на телефон, когда услышала уставшее и безжизненное:

– Алло…

–Папа? Папа, это я, – Варя говорила на русском, но совсем другим голосом. Голос, несмотря на звучность которого, она ненавидела. Она была готова отдать все за то, чтобы открыв рот, снова услышать свой чуть гнусавый несколько неженственный, но такой родной голос.

– Кто это? Вы ошиблись…

Варя не успела сказать и слова, как на другом конце провода положили трубку.

Еще одна попытка и опять – «вы ошиблись, пожалуйста, не звоните больше»…

«Они ни за что не поверят, только не мои родители. Да и кто поверит, кто поймет? Если я сама ничего не понимаю».

И Варя впервые за весь день позволила себе разрыдаться. Она плакала навзрыд, она кричала, била чужими загорелыми кулаками по столу. Она была одна на всем белом свете и никто – никто не мог помочь ей.

Глава четвертая

Варя открыла глаза. Острое ощущение чего-то плохого вновь нахлынуло на нее. Она потерла глаза и тут же отвела руки в сторону. Первые мгновения она просто не могла понять, где находится – дома, или, может, на даче? Но спустя

несколько секунд, она вспомнила, где она и по какой причине.

Нет…Это не навязчивый кошмар. Это хуже…

Это ад. Что, если ад выглядит именно так?

– Ну, наконец-то, – чей-то низкий голос, доносящийся из другого угла палаты заставил Варю резко сесть. – Ну и напугала ты нас, сестрица.

–Ты кто?

– Ладно, ладно, знаю, последний раз, когда мы с тобой виделись, я был сам не свой. Позволил себе лишнего. Но в свете последних событий, я, честно признаюсь, думал, ты забудешь об этом.

– О чем ты говоришь? Ты кто такой? – Варя натянула на себя одеяло, словно оно могло защитить ее от непрошенного гостя.

–Ты…Ты не знаешь, кто я такой?

– Нет, и уже пора бы сказать кто ты?

– Лео, твой брат… Флор, ты в своем уме? – Парень пожал плечами. – Может, ты ушиблась головой? Меня уверили, что ты только здорово напугалась, и что путаешь вещи. Но сейчас мне по-настоящему страшно за тебя.

–А они не сказали тебе, что я не Флор. И где твоя сестрица, я понятия не имею! –Варя прикусила нинюю губу. – Прости.

– Что-то я ничего не понимаю! Ты меня пугаешь! Что, правда, обиделась так, что даже сейчас не станешь разговаривать со мной?

– О, господи. Я понимаю, что это трудно воспринять. Но я уже задолбалась всем говорить, не Флор я. Варя я. – Тут Варя решила, что лучшим доказательством ее слов будет, если она заговорит на русском: – Варя я, Сладковская. И я умерла. И что делать теперь я не знаю. У меня отобрали жизнь, у меня отобрали все. Я понятия не имею, кто такая Флоренсия, кроме того, что она летела со мной. И каким чертовым образом я стала ей, не знает никто. Включая, похоже, того, что там, – она подняла палец вверх.

Молодой мужчина с легкой щетиной на лице и ясными огромными голубыми, но уставшими глазами, смотрел на нее, открыв рот. Его лицо побелело и даже загар не спас его.

– Какого черта? Это что за язык вообще? Польский? Венгерский?

– Господи, что за бестолковщина, – продолжала Варя на своем родном. Ей даже понравилась реакция Лео. Может так они поверят?

– Перестань, сейчас же перестань тараторить эту галиматью!

Наступил Варин черед застыть на месте. У мужчины был властный голос. Он встал и подошел к кровати, несмотря на протесты со стороны «больной».

– Послушай меня, сейчас мы выпишем тебя из больницы, заберем вещи, которые, как мне сказали на ресепшен, уже прибыли в больницу, и завтра же улетим домой.

– Я не могу. Мой дом в Москве, с моими родителями. Они с ума сходят, я знаю. Я должна поговорить с ними, они должны знать, что я не умерла, – Варя перешла обратно на понятный собеседнику испанский.

– Отлично, только вот твои родители живут в Буэнос-Айресе, и они уже знают радостные новости. Тебе повезло, сестренка, нам всем повезло. Меня врач предупредил, что ты несешь чушь, – он нахмурил брови и стал пилить Варю взглядом, – но, черт побери, я и понятия не имел, что эта чуть на украинском.