Шрифт:
Сайт издательства www.veche.ru
Часть I. Партизанский дневник
Пролог
Июнь 1812 года. Западные губернии.
Государь отпустил его легко. Улыбался, щурил подслеповатые глаза, хвалил за исполнительность. Но не звал с собой в Москву, где намеревался «энергичным, исполненным веры в победу манифестом возбудить энтузиазм жителей».
Спору нет, Александр Христофорович и сам бы не покинул сейчас армию. Но была бы честь предложена. А ее стоило предложить. Ведь без таких, как он, разорванные на части русские войска едва ли соединились бы под Смоленском [1] . И Бенкендорф заслужил, если не новую полосатую ленточку, то хоть упоминание в приказе.
1
Силы Российской империи были разъединены, противостоя не только наполеоновскому вторжению, но и возможной агрессии со стороны Турции и Швеции. Первая армия под командованием М.Б. Барклая-де-Толли находилась в районе Вильно и, по самым высоким подсчетам, имела 127 тыс. чел. Сначала планировалось, что именно она закроет Петербург и северное направление, отделяя, если надо, корпуса против Швеции. Вторая армия, подчиненная П.И. Багратиону, имела около 40 тыс. чел. и располагалась под Волковыском, защищая московское направление. Третья – генерала А.П. Тормасова (43 тыс. чел.) еще формировалась под Луцком. Ее задача состояла в защите от Турции, если та решит возобновить боевые действия. Далеко на юге границу с этим беспокойным соседом удерживали 50 тыс. адмирала П.В. Чичагова, именовавшиеся Дунайской армией. Реально удар Франции приняли Первая и Вторая армии Барклая и Багратиона.
Они и скакали. Но прежде…
Все помнили комету. Небывалую жару. Горящие леса и нивы. Целые деревни проваливались под землю, в которой истлевал вонючим дымком торф. Говорили, будто у француза тоже беда: такой урожай красного винограда, какой крестьянам ни снять, ни выжать. Струйки из давилен текли по земле – к большой крови.
Полковник Федор Глинка [2] описал синюшную тучу над Неманом, мол, гроза, гроза!
Шурка ничего этого не видел. Он до последнего топтался в свите. Но флигель-адъютантами не дорожили и, когда в декабре одиннадцатого, посерёд мороза, запылал Аничков дворец, зачем-то послали в оцепление. Загнали с полковником де Сен-При аж на чердак. Хороша служба! Погорели бы оба. А ведь разумные командиры, не без опыта, не без наград. Кому и зачем понадобилось ими жертвовать?
2
Глинка Федор Николаевич (1786–1880). В 1812 г. – поручик Апшеронского пехотного полка, адъютант А.М. Милорадовича. Поэт, публицист. После войны редактор «Военного журнала», автор «Писем русского офицера» и «Очерков Бородинского сражения». Член Северного общества декабристов.
Бенкендорф давно перестал интересоваться смыслом распоряжений, доискиваться логики, тем паче – требовать объяснений. У кого? У государя?
Это по молодости, по глупости хочется понять. А потом наступает отупление, полное равнодушие. И чем больше знаешь, чем больше видел, тем оно шире и всеохватнее.
Когда балки стали падать, адъютанты пробились к двери. Сен-При еще шутил – француз. Выскочили на белый снег. Лестница уже оседала, а в дверные проемы хлестало пламя, подгоняемое ветром. Из распахнутых окон второго этажа выбрасывали целиковые зеркала. Осколки разлетались картечью, и де Сен-При задело руку.
Тут прибыл Его Величество, ужаснулся нелепости происходящего, приказал выводить всех, кто еще остался. Имелись и задохнувшиеся в дыму – не смели покинуть пост.
Бенкендорф перетянул товарищу руку носовым платком, и оба поехали обедать. Провели вечер за бутылкой красного, забыли о печалях. Но в ту же ночь Александр Христофорович написал другу Воронцову: «Мне тошно. Винить, кроме себя, некого. Урок, данный судьбой, жесток, но полезен. Разговоры о моей женитьбе больше не будоражат общество [3] . Надеюсь, на сей раз молодость покинула меня безвозвратно».
3
Речь о трагическом увлечении знаменитой французской актрисой Жорж, которую А.Х. Бенкендорф похитил из Парижа и на которой собирался жениться. Этой истории посвящена предыдущая книга «Личный враг Бонапарта».
Ждал
Не всех.
Ибо чаша уже была налита красной французской бурдой пополам с мерзлыми водами Немана, и держала ее Блудница верхом на Звере, кометой мчавшемся по небу.
Глава 1. Утопленница
Январь 1817 года. Харьков.
Утро было ясным. Накануне валил снег, а сегодня белое холодное солнце сверкало на выстуженном, блекло-голубом небе. Легкий дымок от сдуваемой с сугробов пыли кружил в воздухе. Ударяя в него, свет искрил всеми цветами радуги, как если бы зеркало разбили на тысячи осколков и пустили по воздуху. Береги глаза!
Народу на катании собралось, почитай, весь город. Шубы, салопы, купеческие шали в цветах, меховые капоры и самые изысканные шляпки парижского образца, по-домашнему подбитые ватой. Бенкендорф одернул себя: он смотрел только на дам, а вернее, искал одну из них, в то время как ему строила «куры» добрая дюжина встреченных на балу в Благородном собрании голубок.
В прежние времена… Да, в прежние времена он не преминул бы отметить каждую в анналах сердца и мысленно составить список: с кем, когда, где и как предпочтительнее было бы встретиться. Теперь его интересовала одна интрига. Одна женщина. Одно где и как.
Постарел? Устал? Остепенился?
Какие еще слова подходят для определения заветного возраста, когда все болит, вспомнить, кроме затяжного похмелья, не о чем, и охватывает острая ненависть к казенным квартирам?
Если госпожа Бибикова [4] его сейчас же не подберет, он пропал. Совершенно пропал!
Картина будущей гибели представлялась в подробностях. Перестанет отвечать на письма. Бросит следить за интендантами. И сопьется. А что еще делать в Гадяче? Ведь его не вернут в столицу. Государь не хочет. Даже в Киев. Даже в Харьков. Торчи под Полтавой, карауль новых шведов!
4
Бибикова Елизавета Андреевна (1788–1857), урожденная Донец-Захаржевская. Вдова генерала П.Г. Бибикова, будущая жена А.Х. Бенкендорфа. После войны проживала под Харьковом, где и была встречена командиром дивизии, дислоцированной в Гадяче возле Полтавы. Имела двоих дочерей. Браку с ней противилась тетка и покровительница вдовы – М.Д. Дунина. Начало романа Бенкендорфа с Бибиковой описано в книге «Личный враг Бонапарта».
Ни книг, ни театров. Грязь, дичь, всякого рода пошлости. Уже друг Воронцов писал из Парижа: «Скажи, ради Бога, в каком обществе ты вращаешься? Ты делаешь ошибки по-французски». Эта наглость так разозлила Александра Христофоровича, что он сказал все, что накипело. «Общество? В Гадяче? Да ты смеешься!» И присовокупил несколько слов, записанных латиницей, но имевших русские корни. Ну да Миша простит. Поймет, что с налитых глаз.
Нет, госпожа Бибикова была необходима. И лучше, что с двумя детьми. Жестче рамки…
Наконец он ее заметил. Лисья шуба, крытая сверху синим рытым бархатом. Поверх шляпки белая пуховая шаль. Щеки – яблоки. Так бы и хрупнул с мороза! А рядом две куклешки. Их опять накутали – не повернуться. Забавные шарики перекатывались возле матери. Вокруг слуги, родня и, наконец, сама величественная Мария Дмитриевна Дунина приехала кататься на санях.
День как нельзя более подходил для этого. Горки с крутого берега тянулись длинными замерзшими языками к самой воде. Лед на реке был тоже расчищен, и по нему летали дрожки. Если бы генерал просто мечтал украсть приглянувшуюся даму, как полагала достойная тетушка, лучшего случая не придумать! Подкатить в санях, запряженных резвым скакуном. Подхватить зазевавшуюся на спуске с горы. Ищи-свищи, поминай, как звали!
После такого позорища отдадут и благословят. Только бы посватался.
Но это ли поступок для дивизионного генерала? Это ли репутация для его жены?
Раньше подобные вопросы не волновали. Черт бы побрал теперешнюю рассудительность!
Однако ей быть госпожой генеральшей и стоять во главе дивизионного общества, к ней станут ходить полковые и бригадные дамы за советом, у нее спрашивать о перспективах мужей, а не о способах засолки капусты. Ее прошлое должно быть безупречно.
– Позвольте предложить вам свою помощь!