Без права на ошибку
Шрифт:
– Послушайте, товарищ лейтенант госбезопасности, – не выдержал я после очередного тупого вопроса. – Нельзя ли распорядиться, чтобы чаю принесли и перекусить что-нибудь? Ужин уже точно прошел, а у меня после этих путешествий… кишка кишке дули крутит. А потом продолжим, ладно?
Странное дело, согласился сразу. Может, и сам есть хотел. Или не рассчитывал, что так долго провозится с таким простым делом. Короче, чай нам принесли. В мельхиоровых подстаканниках, когда-то катавшихся по Юго-Восточной железке, на что явно указывал паровозик и буквы ЮВЖД. И бутерброды с вареной колбасой. Неплохо тут особисты питаются.
Я дожевывал второй бутерброд,
– Вот, товарищ майор, сюда, пожалуйста.
И так сладко произнес это неизвестный подхалим, что мне даже срочно захотелось чаю глотнуть.
– О, а тут у вас пир на весь мир, – с деланой жизнерадостностью произнес новый участник беседы вытянувшемуся перед ним Великанову. – Давай, лейтенант, и мне чайку организуй быстренько, а я подожду.
– Здравствуйте, Иван Тимофеевич, – поздоровался я с вошедшим, когда тот начал протискиваться на место лейтенанта.
Никак это меня не успокоило, даже наоборот. Майора Салоимского я знал, конечно. Заместитель Мельникова. И волчара тот еще, судя по слухам. В органах более двадцати лет, все чистки и реорганизации пережил. И его прислали со мной чайку попить? Ага, три раза поверил.
Но чекист не торопился. Дождался Великанова с чаем, попутно читая его протоколы и иронично хмыкая при этом. А когда тот зашел, то сдвинул записи на край стола жестом, полным неуловимой брезгливости, и сказал: «Не забудь… документацию». Лейтенант поставил перед Салоимским натуральный жостовский поднос с аляповатыми маками и золочеными финтифлюшками по краю, неуловимым жестом собрал свои бумаги и исчез молча, как вышколенный официант. В гробу я видал службу, где перед начальниками так гнуться надо. Я, когда Буденному и Хрущеву чай приносил, не пытался сапог им поцеловать. Не говоря уж о Кирпоносе. Тьфу, противно даже!
Салоимский не спеша выпил чай, съел бутербродик. Ага, майору госбезопасности с маслом сделали, икоркой красной сверху посыпали. Наверное, знают вкусы начальства.
– Ну что же, давайте займемся нашим вопросом, – сказал Иван Тимофеевич, сдвигая поднос с пустым стаканом на край стола. – Петр Николаевич, не в службу, переставьте на подоконник, что ли, чтобы не мешало.
Я, не вставая со стула, ткнул поднос к окну. Вроде упасть не должен. Ладно, не про чекистские стаканы сейчас думать надо. Я молча уставился на Салоимского. Да, суровый мужик, у него на лбу написано, что таких, как я, он на завтрак по пять штук, не разжевывая, потребляет. Еще говорить не начали, а мне уже признаться в чем-нибудь хочется.
– Поступил к нам очень неприятный сигнал, – начал наконец майор, открывая тоненькую папочку. – Надо разобраться, чтобы не висело оно, такое, я бы сказал, несуразное обвинение. Согласны?
Я кивнул, будто мое мнение здесь кого-то интересовало.
– Вот ваш рапорт на имя майора Мельникова, – он достал из папочки мое совместное с Авдеевым сочинение. – Вот рапорт на имя командующего фронтом, – на свет божий появился еще один опус. Оба документа были соответствующе зарегистрированы, резолюции синим карандашом присутствовали. Короче, всё чин чином, настоящее. – Вы же писали это, товарищ полковник?
– Похоже на то. Вы извините, товарищ майор госбезопасности, но я после болезни не совсем восстановился… Зрение подводит немного, особенно вблизи. Не вижу просто документы подробно отсюда.
– Да вы что, Петр Николаевич! – вроде как возмутился Салоимский. – Никто вас ни в чем не обвиняет! Бросьте,
Плавали, знаем. Кум на зоне любил такие подкаты. Уж не знаю, может, на курсах каких им такое рассказывали, чтобы пытались допрос замаскировать под доверительную беседу. С трудом представляю, что кто-нибудь ведется на такую дешевку.
– Да, мои, – отодвинул я листики.
– Не будем выяснять такую мелочь, как дата написания рапорта на имя комфронта, – улыбнулся Иван Тимофеевич. – Ваши доверительные отношения с адъютантом Масюком известны. Не в этом дело, – поднял он руки, останавливая мою реплику. – Говорю же, оформлено всё замечательно, нарушений нет. Но давайте еще раз пройдемся по событиям. Итак, товарищ Кирпонос сообщил вам, что не против общения с американской журналисткой, и вы обговорили с ним темы, которые разрешено затрагивать и от которых следует уклониться.
– Так и было, – сказал я.
– Но вы не согласовали это с начальником особого отдела фронта, так как его не смогли найти на месте?
– Да.
– А как вы могли не заметить майора Мельникова, который постоянно находился рядом с командующим, начиная с момента встречи с делегацией американцев и заканчивая эпизодом, когда вам дали разрешение на интервью?
– Не могу знать, может, он отошел на время. Я после болезни…
– Помню, Петр Николаевич, не восстановились. Ну так и быть, сочтем, что Дмитрий Иванович отлучился на пару минут. Мало ли, в уборную пошел. Но что вы скажете об эпизоде, который вы в рапорт не включили?
– В смысле? Все значимые события включил.
– А вступление с американкой в половую связь? Ай да Петр Николаевич, а вы ходок, значит! – шутливо погрозил он мне пальцем.
– Мне, конечно, лестно слышать такую оценку… но нет, с американкой не случилось, – развел я руками.
– Давайте вы пока помолчите. Вот в ваших же интересах, – серьезно, что совсем не вязалось с почти игривым замечанием перед этим, вдруг сказал Салоимский. – Имеются свидетельские показания, что вы вдвоем с ней зашли в землянку и находились там довольно продолжительное время. И звуки оттуда раздавались… я даже позавидовал немного, когда мне описывали. Да, вот, – и он выудил из папочки бумагу с машинописным текстом, третий экземпляр, наверное, буквы были бледные, текст еле угадывался. – Американка потом писала своей подруге, что имела приключение с настоящим русским медведем. Это кто ее там заломал так? Точно не я.
– Да кто ж ее знает. Может, придумала. Знаете, приключение в чужой стране. Фантазия богатая. Журналистка опять же. А в землянку я к ней на минуту буквально зашел, показать, как лампу зажечь. Кто там что слышал – не знаю. Ничего у меня с американкой не было.
Если уж начал врать, то первоначальной версии надо держаться до конца. Потому что, если будешь юлить и вспоминать новые детали – завалишься сразу. Даже если все будут говорить, что ты врешь, не меняй первоначальный рассказ. Так и помнить лучше, и сбить тебя с толку труднее. А Салоимскому, если хочется, пусть пытается доказать обратное. Замысел понятен. Всем плевать, сколько раз и в каком виде у меня было с этой Меган. Важно другое – как только я скажу «да», тут же вылезет обвинение в шпионаже. Мол, завербовали и так далее. Поэтому я буду стоять на своем до конца. Ничего, ребята, у меня упрямства хватит, не переживайте.