БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ
Шрифт:
– Только то, что правильно. – И тут же добавил: – Ты должна сделать что-то необыкновенное… я хочу сказать, мы вместе должны это сделать.
– Что?
– Я не знаю. Мы сами должны это узнать. Не просто, как ты говоришь, заниматься делом и зарабатывать на жизнь. Побеждать в сражениях, спасать людей из пожара, покорять горные вершины – что-то вроде этого.
– А зачем?
– В прошлое воскресенье на проповеди священник сказал, что мы должны стремиться к лучшему в нас. Как по-твоему, что в нас – лучшее?
– Я не знаю.
– Мы должны узнать это.
Она не ответила. Она смотрела в сторону уходящего вдаль железнодорожного полотна.
Эдди Виллерс улыбнулся. Двадцать лет назад он
Здание компании горделиво возвышалось над всей улицей. Эдди всегда улыбался, глядя на него. В отличие от домов, стоявших по соседству, стекла во всех окнах, протянувшихся длинными рядами, были целы, контуры здания, вздымаясь ввысь, врезались в нависавший небосвод; здание словно возвышалось над годами, неподвластное времени, и Эдди казалось, что оно будет стоять здесь вечно.
Входя в здание «Таггарт трансконтинентал», Эдди всегда испытывал чувство облегчения и уверенности в себе. Здание было воплощением могущества и силы. Мраморные полы его коридоров были похожи на огромные зеркала. Матовые, прямоугольной формы светильники щедро заливали пространство ярким светом. За стеклянными стенами кабинетов рядами сидели у пишущих машинок девушки, и треск клавиатуры напоминал перестук колес мчащегося поезда. Словно ответное эхо, по стенам изредка пробегала слабая дрожь, поднимавшаяся из подземных тоннелей огромного железнодорожного терминала, расположенного прямо под зданием компании, откуда год за годом выходили поезда, чтобы отправиться в путь на другую сторону континента, пересечь его и вернуться назад.
«Таггарт трансконтинентал»; от океана к океану – великий девиз его детства, куда более яркий и священный, чем любая из библейских заповедей. От океана к океану, от Атлантики к Тихому, навсегда, восторженно думал Эдди, словно только что осознал реальный смысл этого девиза, проходя через сверкающие чистотой коридоры; через несколько минут он вошел в святая святых – кабинет Джеймса Таггарта, президента компании «Таггарт трансконтинентал».
Джеймс Таггарт сидел за столом. На вид ему было лет пятьдесят. При взгляде на него создавалось впечатление, что он, миновав период молодости, вступил в зрелый возраст прямо из юности. У него был маленький капризный РОТ, лысеющий лоб облипали редкие волоски. В его осанке была какая-то развинченность, неряшливость, совершенно не гармонирующая с элегантными линиями его высокого, стройного тела, словно предназначенного для горделивого и непринужденного аристократа, но доставшегося расхлябанному хаму. У него было бледное, рыхлое лицо и тускло-водянистые, с поволокой глаза. Его взгляд медленно блуждал вокруг, переходя с предмета на предмет с неизменным выражением недовольства, словно все, что он видел, действовало ему на нервы. Он выглядел уставшим и очень упрямым человеком. Ему было тридцать девять лет.
При звуке открывшейся двери он с раздражением поднял голову:
– Я занят, занят, занят… Эдди Виллерс подошел к столу.
– Это важно, Джим, – сказал он, не повышая голоса.
– Ну ладно, ладно, что у тебя там?
Эдди посмотрел на карту, висевшую под стеклом на стене кабинета. Краски на ней давно выцвели и поблекли,
– Я пришел по поводу Рио-Норт. – Он заметил, как Таггарт медленно перевел взгляд на край стола. – Там снова произошло крушение.
– Крушения на железной дороге случаются каждый день. И ради этого надо было меня беспокоить?
– Джим, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Рио-Норт разваливается на глазах. Рельсы износились на всем ее протяжении.
– Мы скоро получим новые рельсы.
Эдди продолжал, словно ответа не было вовсе:
– Линия обречена. Поезда пускать бесполезно. Люди просто перестают ездить в них.
– По-моему, в стране нет ни одной железной дороги, где какие-то линии не были бы убыточными. Мы далеко не единственные. Такое положение сложилось по всей стране, но это, безусловно, временное явление.
Эдди стоял, молча глядя на него. Таггарту очень не нравилась его привычка смотреть людям прямо в глаза. У Эдди глаза были большие, голубые, и в их взгляде постоянно читался вопрос. У него были светлые волосы и честное, открытое лицо, в котором не было ничего особенного, за исключением взгляда, выражавшего пристальное внимание и искреннее недоумение.
– Чего тебе от меня надо? – рявкнул Таггарт.
– Я просто пришел сказать тебе то, что ты обязан знать, кто-то же должен был сказать.
– Что где-то произошло очередное крушение?
– Что мы не можем бросить Рио-Норт на произвол судьбы.
Таггарт редко поднимал голову во время разговора. Обычно он смотрел на собеседника исподлобья, слегка приподнимая свои тяжелые веки.
– А кто, собственно, собирается ее бросить? – спросил он. – Об этом никогда не было и речи. Мне не нравится, что ты так говоришь. Мне это очень не нравится.
– Мы уже полгода выбиваемся из графика движения. Ни один перегон на этой линии не обошелся без аварии – серьезной или не очень. Одного за другим мы теряем клиентов. Сколько мы еще так протянем?
– Эдди, твоя беда в том, что ты пессимист. Тебе не хватает уверенности в будущем. Именно это и подрывает моральный дух нашей компании.
Ты хочешь сказать, что не собираешься ничего делать, чтобы спасти Рио-Норт?
Я этого не говорил. Как только поступят новые рельсы…
Да не будет никаких рельсов, Джим. – Эдди заметил, как брови Таггарта медленно поползли вверх. – Я только что вернулся из «Ассошиэйтед стил». Я разговаривал с Ореном Бойлом.
– И что же он сказал?
– Он битых полтора часа ходил вокруг да около, но определенно так ничего и не ответил.
– А зачем ты вообще к нему ходил? По-моему, они должны поставить нам рельсы лишь в следующем месяце.
– Да, но до этого они должны были поставить их три месяца назад.
– Непредвиденные обстоятельства. Это абсолютно не зависело от Орена.
– А первоначально они должны были выполнить наш заказ еще шестью месяцами раньше. Джим, мы уже больше года ждем, когда «Ассошиэйтэд стил» поставит нам эти рельсы.