Без семьи (др. перевод)

Мало Гектор

– Нет, мой миленький Реми, нет!

И она нежно обняла меня. Я успокоился от этой ласки и перестал плакать.

– Значит, ты не спал? – спросила она.

– Я не виноват, я не мог заснуть.

– Я и не браню тебя. Так ты слышал, что говорил Жером?

– Да, слышал. Ты не моя мама, но и он мне не отец.

Первые слова я произнес грустно, а вторые радостно.

Мне было очень больно, что матушка Барберен не моя мать, но я радовался, что Барберен мне чужой.

– Может быть, мне давно следовало открыть тебе правду, – начала матушка Барберен, – но я не решалась сказать тебе, что я не твоя мать – я смотрела на тебя, как на своего ребенка. А кто твоя мать и где она – не знает никто, мой бедный

мальчик. Может быть, она жива, а может быть, умерла. Однажды утром в Париже, когда Жером шел на работу по улице Бретель – это широкая, обсаженная деревьями улица, – он услышал детский плач. Жером пошел в ту сторону и увидел ребенка, лежавшего около калитки сада. Это было ранним утром, в феврале. Жером огляделся вокруг и увидел, как из-за дерева показался какой-то человек и бросился бежать. Наверное, он сам положил здесь ребенка и ждал, чтобы узнать, найдут ли его. Пока Жером стоял, не зная, что делать, подошли другие рабочие, и было решено отнести ребенка к полицейскому комиссару. Малыш плакал не переставая, и рабочие подумали, что он озяб. Но в конторе комиссара было тепло, а он все продолжал плакать – значит, он просто голоден. Послали за соседкой, у которой был грудной ребенок, она и накормила бедняжку. Его раздели перед топящейся печкой. Это был хорошенький пяти– или шестимесячный мальчик, розовый и толстенький. По тонкому, обшитому кружевами белью было видно, что его родители – люди богатые. Вероятно, его украли, а потом бросили. Комиссар сказал, что отправит малыша в воспитательный дом, если никто не пожелает взять его. Родители наверняка постараются разыскать мальчика и вознаградят того, кто позаботится о нем. Тогда Жером подошел и сказал, что возьмет его, и ему отдали ребенка. Это был ты, мой маленький Реми. У меня в это время был свой полугодовалый мальчик, и я выкормила вас обоих.

– Ах, мама!

– Через три месяца мой мальчик умер, и я привязалась к тебе еще больше. Я забывала, что ты не мой сын; но Жером не забывал этого и, когда прошло три года, а о тебе все никто не справлялся, он велел мне отдать тебя в воспитательный дом. Ты слышал, почему я не сделала этого.

– Пожалуйста, пожалуйста, не отдавай меня туда! – воскликнул я, цепляясь за нее.

– Нет, мой мальчик, не отдам. Я устрою это. Жером незлой человек, ты сам увидишь. С ним случилось несчастье, он боится нужды, и это раздражает его. Но мы будем работать – и ты тоже.

– Я буду делать все, что хочешь, только не отдавай меня в воспитательный дом.

– Не отдам, если ты сейчас же заснешь. Нехорошо, если Жером, вернувшись, увидит, что ты не спишь.

Она поцеловала меня и повернула лицом к стене. Но я был слишком взволнован и испуган, чтобы заснуть. Что такое этот воспитательный дом, куда меня хотели отдать? Удастся ли матушке Барберен уговорить мужа не отдавать меня туда? Я думал, думал и все не засыпал. А Барберен мог вернуться каждую минуту. К счастью, он пришел позднее, чем обещал, и я к тому времени заснул.

Глава III

Труппа синьора Витали

Я спал тревожно и, проснувшись, тотчас же ощупал свою постель и огляделся вокруг. Да, я еще дома. Должно быть, матушке Барберен удалось уговорить мужа, и он позволил ей оставить меня.

Однако в полдень Барберен велел мне надеть фуражку и идти с ним. Я с испугом посмотрел на матушку Барберен, но она быстро взглянула на меня и кивнула головой. Значит, бояться было нечего, и я пошел за Барбереном.

От нашего дома до деревни довольно далеко, приходится идти не меньше часа. И за все это время Барберен не сказал мне ни слова. Он шел,

прихрамывая и иногда оборачиваясь, чтобы убедиться в том, что я иду за ним.

Куда он меня ведет? Хоть матушка Барберен старалась успокоить меня, я все-таки боялся и решил убежать от Барберена. «Я начну понемножку отставать от него, а когда он будет далеко, спущусь в канаву. И он не найдет меня», – подумал я и пошел медленнее. Но Барберен, должно быть, догадавшись о том, что я задумал, схватил меня за руку и потащил за собой.

Так мы и пришли в деревню. Когда мы проходили мимо трактира, какой-то человек, стоявший у двери, позвал Барберена. Тот взял меня за ухо и, протолкнув вперед, вошел вслед за мной. А я перестал бояться. Трактир – неопасное место, и мне давно уже хотелось побывать в нем и посмотреть, что там делают.

Барберен подошел к хозяину – это хозяин позвал его, – а я сел около печки и огляделся. Напротив меня сидел высокий старик с седой бородой, очень странно одетый. На его длинных, спускавшихся на плечи волосах была высокая серая шляпа с зелеными и красными перьями. Куртка из овчины, стянутая на талии поясом, была с бархатными рукавами, которые, должно быть, когда-то были голубыми. Длинные шерстяные чулки доходили ему до колен и были обвязаны крест-накрест красными тесемками.

Старик сидел неподвижно, прислонившись к спинке стула и облокотившись на стол. Около его стула лежали три собаки, тоже не шевелясь: белый пудель, маленькая серая собачка с доброй мордочкой и черный пудель. На белом пуделе была старая полицейская фуражка, которая придерживалась под подбородком ремешком.

Пока я с любопытством рассматривал старика, Барберен и трактирщик говорили обо мне. Барберен рассказывал, что хочет отвести меня к мэру и потребовать, чтобы ему платили за мое содержание. Значит, вот чего добилась матушка Барберен. И я понял, что если Барберену будет выгодно держать меня у себя, то мне нечего бояться.

Старик, по-видимому, совсем не слушавший разговора, вдруг показал на меня рукой и обратился к Барберену.

– Вам не хочется держать у себя даром вот этого мальчика? – спросил он, выговаривая слова как иностранец.

– Да, его.

– И вы думаете, что вам будут платить за его содержание?

– Конечно. У него нет родных, он живет у меня, и потому мне должны платить. Это справедливо.

– Ну, а я уверен, что вы не получите ничего.

– В таком случае он отправится в приют воспитательного дома. Никто не может заставить меня кормить его даром. Пусть идет хоть на улицу!

– Вы могли бы, пожалуй, избавиться от него теперь же, – произнес, немного подумав, старик, – и даже с выгодой.

– Если вы укажете мне, как это сделать, я с удовольствием поставлю вам бутылку вина, – сказал Барберен.

– Так велите подавать вино. Ваше дело в шляпе.

Старик встал со стула и сел около Барберена. И когда он вставал, баранья шкура на его груди вдруг приподнялась в одном месте, как будто под ней было что-то живое. Я со страхом смотрел на старика. «Что-то он скажет? Что со мной будет?» – думал я.

– Вы хотите, – начал он, – чтобы этот мальчик не ел ваш хлеб даром, чтобы вам платили за его содержание?

– Верно! Потому что…

– Мне не нужно знать, почему. Довольно и того, что вы хотите отделаться от него. Тогда отдайте его мне.

– Отдать вам такого красивого мальчика? Поди сюда, Реми.

Я, дрожа, подошел к столу.

– Не бойся, – сказал мне старик, а потом обратился к Барберену. – Я не говорю, что он некрасив. Если бы он был безобразен, я не взял бы его. Уроды мне не подходят.

– Ах, если бы он был о двух головах или хоть карлик…

– То вы, конечно, не отдали бы его в воспитательный дом. Уродов можно показывать и получать деньги. Но этот мальчик не урод и не карлик. Он вам ни к чему.

– Он может работать.