Без семьи. Приключения Реми
Шрифт:
Быть может, животным станет легче, если я сыграю что-нибудь весёлое? Во всяком случае, если я буду играть, а собаки и Душка – танцевать, то время пройдёт быстрее.
Я взял арфу и, став спиной к каналу, заиграл вальс. Сначала мои актёры, по-видимому, совсем не были расположены к танцам – кусок хлеба их устроил бы больше, но мало-помалу они оживились, музыка начала производить надлежащее действие, они забыли о голоде. Я играл, а собаки танцевали.
– Браво! – внезапно раздался позади меня звонкий детский голос.
Я
Я взял арфу и, став спиной к каналу, заиграл вальс. Сначала мои актёры, по-видимому, совсем не были расположены к танцам – кусок хлеба их устроил бы больше…
Оправившись от изумления и решив, что здесь мне как будто ничто не угрожает, я приподнял шляпу, чтобы поблагодарить за аплодисменты.
– Вы играете для собственного удовольствия? – спросила меня молодая женщина; она говорила с иностранным акцентом.
– Мои артисты должны ежедневно упражняться, а кроме того, я хотел немного развлечься.
Мальчик сделал знак, и дама нагнулась к нему.
– Не сыграете ли вы ещё что-нибудь? – спросила она меня, подняв голову.
Разве я мог отказаться сыграть для публики, так кстати появившейся?
– Что вам угодно: танец или комедию?
– Конечно, комедию! – закричал мальчик.
Но дама перебила его, сказав, что предпочитает танец.
– Танец – это будет слишком коротко, – возразил мальчик.
– После танца мы можем, если пожелает почтеннейшая публика, показать различные фокусы, которые исполняют в лучших цирках Парижа.
Так говорил Виталис, и я старался произнести эти слова с не меньшим достоинством, чем он.
Как хорошо, что они отказались от комедии! Мне было бы очень трудно устроить представление без Зербино, к тому же у меня не было необходимых вещей и костюмов.
Я снова взял арфу и заиграл вальс. Тотчас же Капи обнял лапками Дольче, и они принялись кружиться. Затем Душка протанцевал один. После этого мы показали все свои фокусы и совсем забыли об усталости. Мои артисты, очевидно, поняли, что за свои труды они получат обед, и не щадили сил, так же как я не щадил себя.
Во время одного из номеров неожиданно вылез из-за куста Зербино. Когда его товарищи поравнялись с ним, он как ни в чем не бывало стал на своё обычное место и начал исполнять свою роль.
Играя на арфе и наблюдая за моими артистами, я в то же время поглядывал на мальчика. Меня удивляло, что он совсем не двигается, хотя ему, по-видимому, очень нравилось наше представление. Он лежал, вытянувшись, неподвижно, поднимая только руки, чтобы нам аплодировать. Казалось, он был привязан к доске, на которой лежал.
Ветер незаметно пригнал баржу к нашему берегу, и я мог теперь хорошо его разглядеть.
У мальчика были светлые волосы и такое бледное личико, что сквозь тонкую кожу на лбу просвечивали голубые жилки. Выражение его лица было болезненным, кротким и грустным.
– Сколько мы должны заплатить за представление? – спросила меня молодая женщина.
– Это зависит от того, насколько вам понравилось наше представление.
– Тогда, мама, нужно заплатить очень дорого, – заявил мальчик.
Потом он добавил ещё несколько слов на непонятном мне языке.
– Артур хочет поближе посмотреть на ваших артистов, – обратилась ко мне молодая женщина.
Я сделал знак Капи, и он прыгнул на палубу.
– А другие? – закричал Артур.
Зербино и Дольче последовали за своим товарищем.
– А обезьянка?
Но я не решился пустить туда Душку: я не был уверен в нём. Я боялся, что, очутившись на палубе, он начнет выкидывать такие штучки, которые могут не понравиться молодой женщине.
– Разве ваша обезьянка злая? – спросила она.
– Нет, но Душка большой проказник, и я боюсь, что он будет себя плохо вести.
– Тогда идите с ним вместе.
При этих словах она сделала знак человеку, который стоял у руля, и тот, пройдя на нос лодки, перебросил на берег мостки.
Теперь я мог, взяв арфу на плечо и Душку на руки, спокойно войти на палубу.
– Обезьянка, обезьянка! – закричал Артур.
Я подошёл к мальчику, и, пока он гладил и ласкал Душку, я внимательно его рассматривал.
Удивительное дело! Он на самом деле был привязан к доске.
– У тебя есть отец, дитя мое? – спросила меня молодая женщина.
– Да, но в настоящий момент я остался один.
– Надолго?
– На два месяца.
– Бедный мальчик! Как же ты проживёшь один целых два месяца?
Я рассказал ей о том, как Виталиса посадили в тюрьму за то, что он заступился за меня, и как с тех пор я не заработал ни одного су.
Во время моего рассказа Артур играл с собаками, но он всё слышал.
– Вы, должно быть, страшно голодны! – воскликнул он.
Услыхав его слова, собаки принялись лаять, а Душка начал яростно тереть живот.
– Мама!.. – сказал Артур.
Мать поняла его просьбу. Она произнесла несколько фраз на непонятном мне языке, и женщина, которая смотрела на нас в полуоткрытую дверь, тотчас же принесла маленький накрытый столик.