Без Сна
Шрифт:
Итак, где же тело? Как бы отвечая на мой вопрос, купол движется, и мне приходится опереться на руки, чтобы снова не потерять равновесие. Ярко освещённая комната предстаёт передо мной, и я понимаю, что это морг.
Я нахожу часы, и они показывают 6:20. Вероятно, это вечер.
Я поняла. Только будущее. Ближайшее будущее, конечно, но только будущее. Не прошлое. Черт возьми! Я не могу следовать за шагами жертвы назад к убийце. Если только у меня не будет видения. Я хочу выть из-за несправедливости всего этого.
Но, может быть, я смогу узнать, кто жертва. Сцена наполняется таким количеством людей в белых халатах, которые склоняются над телом, что я не могу приблизиться, чтобы рассмотреть, и даже когда я встаю на колени и вытягиваю шею, я не вижу сквозь них.
Смит сказал, что Шелби заходила в сцены. Возможно, я тоже смогу это сделать.
Но что, если я застряну? Смит говорит об этом месте, как о песочнице для тренировок, но это должно быть что-то большее, потому что этому посвящена книга Сиерры.
И потому, что она продолжала держать это в секрете.
Я так мало знаю об этом, что, если я всё испортила?
Но потом я вспоминаю, как разговаривала с мамой.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — прошептала я себе.
Я успокаиваюсь и медленно поднимаюсь со стеклянного пола, касаясь кончиками пальцев на пол до последней секунды, чтобы убедиться, что смогу сохранить равновесие, когда я выпрямлюсь. Я смотрю на сцену передо мной, используя её, чтобы помочь мне оставаться в вертикальном положении.
Один шаг, два. Я качаюсь, но остаюсь стоять. Шум становится всё громче, когда я приближаюсь, я на самом деле перешагнула кадр в сцене, и мне кажется как будто меня накрыло теплой волной.
А потом я просто там, в морге. Когда я оглядываюсь назад, я всё ещё вижу странный, радужный свет, где бы я ни находилась, это небольшой круг, для которого я слишком велика, чтобы пролезть в него. Я хмурю брови на него и в волнении делаю шаг назад, но, как и я, круг увеличивается, и я понимаю, что я не в ловушке. Он ждёт меня.
Убедившись, что я могу вернуться, я оборачиваюсь и делаю ещё несколько шагов в морг. Мне нравится чувствовать себя в одной из сцен. Пол здесь сплошной и непрозрачный и кажется намного более настоящим, чем на плоскости позади меня.
Я сосредоточена на столе, стоящем в восьми футах от меня, и на человеке, лежащем на нём. Я полагаю, что я на самом деле не здесь, потому что ничто из этого не может повлиять на что-либо в физическом мире. Но это всё ещё немного жутко, когда мужчины и женщины странно петляют, чтобы не натолкнуться на меня. Как будто я там. Они видят меня.
Всё ещё никто не говорит со мной или не пытается остановить меня, так что я уверена, что на самом деле я невидима. Когда я достигаю стола, я разочарована тем, что лицо закрыто. Но это не видение. Может быть…
Я протягиваю руку и прикасаюсь пальцем к краю плотной белой ткани.
Мои пальцы гладят шероховатые нитки, скользят вдоль, пока я не добираюсь до края. Я снимаю его с безжизненного лица и смотрю вниз.
Эдди Франклин.
Моё сердце падает. Он выпускник. Он был со мной на естествознании. Он был очень тихим, и однажды, в начале семестра нам нужно было обменяться ответами на тест.
Он ответил неправильно на каждый вопрос.
Я ответила на каждый правильно.
Я поймала его после урока и сказала, что мы можем заниматься вместе, если он захочет. Он назвал меня «любопытной сукой» и сказал мне, чтобы я занималась своими делами. Но через две недели после большого экзамена он пришёл ко мне и извинился.
И спросил, в силе ли моё предложение.
Мы занимались во время обеда, спрятавшись в его машине с включенным обогревателем. Он рассказал мне немного о своей жизни дома с алкоголиком отцом, как сильно он хотел съехать. Но если он провалит этот предмет, он не закончит учебу.
Я бы не сказала, что мы были друзьями, точно, он никогда не разговаривал со мной, кроме как за обедом, и наши занятия прекратились после того, как Бетани убили, но у нас было неопределённое уважение друг к другу.
Интересно, сдал ли он экзамены. Потом я поняла, что это не имеет значения.
Он был одиночкой, у него почти не было друзей. Может быть, поэтому никто не знает, что его убили.
Я зажимаю свою дрожащую челюсть и смотрю на его бледное тело. Левая сторона его лица — это масса синяков, как и его горло. Похоже, Эдди задушили.
Как и замышлялось с Джессом.
Но с Джессом, синяки располагались вокруг горла, и тело было отброшено в сторону, как только жизнь исчезла.
Маньяка не удовлетворило просто убийство Эдди. Его голова с одной стороны неправильной формы, и от этого вида мой желудок бунтует. Держу пари, его череп сломан. И руки, и ноги согнуты под отвратительными углами, и одна сторона его груди впадает. Мне нужно отвести взгляд, прежде чем меня стошнит.
Если бы только, если бы я могла что-то сделать.
Я отворачиваюсь, стремясь быть где угодно — даже в тошнотворном куполе — только не здесь. Я путаюсь в своих же ногах, когда я шатаясь выхожу из круга, который возвращает меня обратно на зеркальный пол, но мне всё равно. Я просто лежу там, желая, чтобы всё вокруг меня исчезло.
Потому что, хоть эта сцена в морге находится где-то в ближайшем будущем, но смерть Эдди — нет. Его больше нет, и способности Оракула бессильны против прошлого.
Я должна думать о чём-то хорошем, прежде чем я утону в отчаянии. Я закрываю глаза и воображаю Линдена, чтобы сосредоточиться. В течение нескольких долгих минут я позволяю себе сосредоточиться только на нём, пока не готова открыть глаза. Когда я это делаю, меня окружают видения Линдена. Он со мной, он один, с кем-то ещё, с родителями, с учителями, с друзьями, с другими девушками.