Без сна
Шрифт:
Я прищуриваюсь, и через маленькую щель между занавесками я вижу медсестру, сидящую перед компьютером. Я поворачиваюсь спиной к щели и осторожно вытаскиваю свой телефон. Я нахожу номер тёти, а затем набираю текст.
«Есть другие Оракулы в Колдуотер?»
Я нажала ОТПРАВИТЬ, прежде чем я могла подумать о последствиях того, что я только что сделала.
Мой телефон жужжит, и я сжимаю зубы от звука, надеясь, что никто его не услышит.
«Нет.»
Очень помогла, думаю я с сарказмом.
Я набираю ответ дрожащими пальцами.
«Ты уверена?»
Через
«Совершенно. На 500 миль от нас нет семей.»
Оракулами могут быть не только женщины, но способности передаются генетически. Таким образом, Оракулы не появляются ни с того, ни с сего. Ген может пропускать поколение — даже два, а иногда и три, но всегда есть связь. И одно из заданий моей тети — отслеживать генеалогию для сестёр. Она знает лучше всех.
Из этого получается, что… Я имею в виду, что технически это может быть кто-то издалека, но если они знают обо мне и видят то, что я видела, я могу предположить, что они где-то рядом.
Так… Вероятно, не другой Оракул. Но тогда как…?
Мой телефон снова жужжит.
«А что?»
Я делаю гримасу и пытаюсь придумать разумный ответ.
«Я просто подумала, не стоит ли нам объединиться и поддерживать друг друга. Это всё.»
Я задерживаю дыхание и надеюсь, что её удовлетворит мой ответ. К счастью, я постоянно подхожу к Сиерре с вопросами об Оракулах, даже если она не всегда отвечает на них, что происходит довольно часто. Я не могу пойти к кому-то ещё, и кроме того, она знает больше об Оракулах, чем… Вероятно, кто-либо ещё на Земле. Серьёзно.
Перевернувшись снова, я возвращаюсь к другому сообщению. Не для того, чтобы прочитать. Я знаю, что там написано. Слова выжжены у меня в мозгу. Больше, чтобы убедить себя, что оно настоящее. Я обхватываю пальцами телефон и прижимаю его к груди, съеживаюсь и стискиваю свой ноющий живот, стараясь игнорировать медленно стихающий стук в голове.
Все думают, что хотят суперсилу. Быть волшебником, более важным и особенным, чем все остальные. Быть экстраординарным. Но на самом деле, это не так. Они не понимают. Я бы всё отдала, чтобы быть нормальной.
Глава 7
Несмотря на стресс, чувство вины, беспокойство и паранойю, мне удается проспать целую ночь без перерыва, прежде чем я узнаю, что Мэтью мёртв.
Мама плачет на кухне, и страх сжимает моё сердце так сильно, что я почти уверена, что оно перестаёт биться на несколько секунд. Я не могу ничего с собой поделать, но во мне разгорается гнев, пока я смотрю новости. Что он мог сделать, чтобы его убили таким способом — остановился пописать на снег? Все были настороже, зачем он вышел из своей машины?
Я сказала ему быть осторожным. Этого было недостаточно. Я облажалась.
Я почти не прислушиваюсь к словам диктора, когда одна мысль пробралась в мою голову.
— Нам сообщили, что несовершеннолетний подросток, которого полиция опознала, но чьё имя нам не удалось узнать, был расстрелян из оружия, которое, хоть и зарегистрировано на имя отца, но на нём выгравировано имя мальчика. Пистолет остался на месте преступления и, надеюсь, станет ключом к разгадке личности убийцы.
Застрелили из своего же пистолета.
Колени не в силах удержать меня, и я падаю на стул, и в голове начинают бежать вопросы: «Почему у него был пистолет в машине? Он начал носить его из-за убийства Бетани? Или потому, что я сказала ему быть осторожным?»
Я чувствую сильную руку, сжимающую моё плечо, которая выталкивает меня в коридор, но ноги плохо двигаются, и я, спотыкаясь, и иду за Сиеррой. Едва скрывшись из поля маминого зрения, Сиерра смотрит на моё лицо, изучая меня. Мельком изучает. У меня нет сил, чтобы попытаться скрыть что-нибудь. Я просто оглядываюсь назад, слёзы текут по моим дрожащим щекам.
Сиерра выпрямляется, и кажется удовлетворенной.
— Это тебя удивило, — шепчет она, её ладонь поглаживает мои руки. Было бы лучше, если бы я не чувствовала себя виноватой.
Я киваю. Это правда. Я только начала верить, надеялась, что он будет жить. Что я изменила его судьбу. Я была удивлена.
— Ты этого не видела.
Я закрываю глаза и начинаю плакать. Она обнимает меня и притягивает к своей груди.
— Это всегда самое сложное, — она бормочет мне на ухо, когда её пальцы убирают мои волосы с влажного лица. — Видеть смерть невинных, сходить с ума, думая, что мы могли бы что-то предпринять, — она отступает и смотрит на меня сверху вниз. — Шарлотта, послушай. Ты ничего не могла сделать. Ни для него, ни для той девушки. Ты бы вызвала неконтролируемые последствия. Ты невиновна.
Невиновна? Я ничего… Если бы я ничего не сказала, Мэтью бы остался жив? Привела ли его предосторожность к такому результату? Невозможно знать наверняка. Но я приняла меры, и теперь, в некоторой степени, я несу ответственность. Я совсем не невиновна.
Но я киваю. Потому что я должна. Потому что она не отпустит меня, пока я это не сделаю, и мне нужно вернуться к новостям — услышать всё, что они могли бы обнаружить. Возможно, это моя личная пытка.
Когда я убегаю, Сиерра не останавливает меня, и я возвращаюсь обратно на кухню. Я ем хлопья, вкус которых не узнаю, на протяжении пяти минут и прислушиваюсь к новостям, и жажду обрывков информации, доказательств, которые могли бы оправдать меня.
Или приговорить меня.
Через час я съедаю едва ли половину миски и иду в свою комнату. Как можно быстрее я натягиваю вчерашние джинсы и рубашку, засунув босые ноги в ботинки. Я возвращаюсь в коридор, и менее чем через минуту направляюсь к входной двери.
Мама понимает мои намерения в ту же секунду, когда её опускает глаза на мои ботинки.
— Шарлота, нет. Сегодня ты не пойдёшь в школу.
Я игнорирую её и хватаю пальто с вешалки у входной двери. На кухне раздался треск, и я понимаю, что мама пытается маневрировать своей инвалидной коляской по узкому коридору. Я знаю, что я ужасная дочь потому, что воспользовалась её уязвимостью. Я открываю дверь, когда мои руки снимают пальто и проскальзывают в его тяжёлые рукава, затем дверь захлопывается.