Без срока давности

Я тебя никогда… из души не сотру.

Я тебя никогда… не сумею простить.

Я тебя никогда… ни за что не приму.

Я тебя никогда… не смогу разлюбить.

Каждый сам сочиняет себе эпилог.

В расставании правды – как минимум две.

Каждый верит в свою. Чертит личный итог.

Тот, с которым он дальше пойдет по судьбе.

Окончание

Все равно то, что хочешь, ты слышишь всегда.

Не – забуду/ прощу/ вспомню/ трону/ предам…

Помни только одно: Я тебя никогда…

Злата Литвинова

На стенах танцевали тени, отбрасываемые чуть колыхаемыми шторами. Раньше ей нравился этот танец, небрежный, непродуманный, подчиняющийся лишь дуновению ветра. Она рассматривала причудливые живые узоры перед тем, как погрузиться в сон, и так к этому привыкла, что стала воспринимать едва ли не ритуалом. Движение тонких занавесок, задернутых за мгновенье до того, как смыкались объятия и начинался иной танец – дурманящий ритм любви. Неповторимый всякий раз. Незабываемый.

Потом, уставшая от наслаждения, прижималась к любимому так крепко, что, казалось, и дышала одновременно с ним. И сердца бились в такт друг другу. И согретая его теплом, она рассеянно любовалась танцующими тенями перед тем, как погрузиться в сладкий сон.

Так было всегда, с их самой первой ночи. До вот этого дня, когда ей впервые не хотелось уснуть после того, как утихла страсть и смягчилось дыхание. Никогда раньше не обращала внимания, как громко тикают часы на прикроватной тумбочке. Их размеренный, неумолимый ход отмерял минуты, секунды, которых оставалось все меньше. Она хорошо знала, что ночь не закончится привычным образом, не получится уснуть в любимых объятьях, отрешаясь от всего окружающего мира. На этот раз все будет по-другому: как не приснилось бы ей в самом кошмарном сне. И даже дышала через раз, не шевелясь, словно это могло хоть ненадолго помочь.

Темнота не приходила, спасительная темнота, что уберегла бы ее от лишних терзаний. Серый сумрак петербургской ночи позволял видеть все слишком явно даже без дополнительных источников света. Воспетое поэтами время стало для нее наказанием, вынуждая смотреть. Смотреть, зная, что каждая черточка лежащего рядом мужчины впечатывается в сознание. Он спал, все еще находясь рядом с ней, но от неотвратимого конца уже некуда было скрыться.

Скорее почувствовала, чем услышала шум подъевшей машины – и тотчас заставила себя подняться, выбираясь из комнаты так же, почти не дыша. Наскоро оделась, стараясь справиться как можно быстрее. Теперь тянуть уже не было смысла, наоборот, любая лишняя минута, проведенная в этом доме, только добавляла проблем.

Когда хлопнула входная дверь, была уже полностью готова. Но только внешне, в действительности же ощущала себя совершенно беспомощной и едва сдерживала дрожь в коленях, нарастающую от волнения. Как ни старалась приготовиться к этой встрече – ничего не вышло: стыд и отчаянье захлестнули с невероятной силой, стоило лишь увидеть вошедшую.

– Пожалуйста! Не рассказывай ему правду. Не надо…

Женщина рассмеялась,

– Хочешь остаться в его глазах ангелочком? Боишься, что он тебя возненавидит, когда узнает обо всем? Так же, как ненавижу я? – губы задрожали, искажая красивое лицо и превращая его в маску.

– Прости меня… если бы я могла все исправить…

– Простить?! – в глазах женщины мелькнули злые слезы, – Как же я ненавижу тебя! Откуда ты взялась на нашу голову?! За что?!

За что? – зазвенело эхом в сознании и липкая, удушающая боль сдавила грудь. В чем моя вина, кроме того, что влюбилась… не в того?

– Не рассказывай, пожалуйста… – собственная мольба показалась жалкой, а женщина скривилась еще больше и почти закричала, не беспокоясь, что ее крик может быть слышен во всем доме.

– Убирайся! Уходи отсюда и никогда больше не появляйся в нашей жизни!

Несколько часов спустя

Она почти не почувствовала боли, только какой-то странный толчок в животе. Непривычные ощущения, не сравнимые ни с чем, что приходилось испытывать раньше. Тяжесть… и мучительное желание вытолкнуть из себя это… ЧТО???

Ногам стало горячо, и Дина беззвучно охнула, когда на светло-голубой плитке заалели яркие пятна, крошечными брызгами разлетаясь по всему полу.

– Диин? – из-за двери донесся голос подруги. – Динка, ты как? Что происходит?

А что происходит? Что можно было ответить на это, глядя на сбегающие по ногам тоненькие струйки? Ее начало знобить, не от холода – от ужаса, моментом расползшегося по телу. А спазмы в животе усилились. Они по-прежнему не причиняли боли, но от этого было еще хуже. Страшнее. Надежда, до этой минуты еще слабо теплящаяся внутри, угасала, и во всем мире не было силы, способной это предотвратить.

Сна, как всегда, не хватило, а день обещал быть насыщенным, но это не удручало. Наоборот, Дине нравилось такое переполненное событиями время. Сбылась ее давняя мечта о том, чтобы работа приносила удовольствие. Полное удовлетворение, которое возникает лишь тогда, когда чувствуешь себя на своем месте.

Прохладный душ слегка взбодрил, а остальные силы для рабочего дня женщина рассчитывала получить с помощью кофе. Горячий напиток обжег губы, но она улыбнулась, вдыхая любимый аромат. Кофе всегда поднимал настроение, вот и теперь лишь несколько глотков – и пасмурный день как будто стал светлее.

Она привыкла к гулу за окном настолько, что почти перестала его замечать. Поначалу, когда только переехала в этот район, уснуть не могла из-за бесконечно проносящихся по улице машин. Сейчас же наслаждалась утренней тишиной и одиночеством – добрым и редким временем, когда не надо никуда спешить.

Но эта тишина продлилась недолго. Позади раздались шаги, и сильные руки стиснули плечи, вынуждая отвлечься от собственных мыслей.

Мужчина приподнял волосы и скользнул губами по шее вниз, безошибочно находя место, прикосновение к которому было особенно приятным. Легонько прикусил кожу – и Дина вздрогнула: не от боли – от желания, зародившегося в ее теле помимо воли.