Без срока давности
Шрифт:
Еще удивительнее была реакция Плюснина. Генерал тоже был ошарашен, хотя пытался держать себя в руках.
Решетников кивнул как бы всем сразу и никому в отдельности, сел за стол. Не в кресло, которое ему поставили, а за стол. «Ясно, — подумал Корсаков, сидя на стуле, — он кажется себе выше прочих. Интересный у нас народ!»
— Знаете, Корсаков, — деловым тоном начал Решетников, — мне очень хочется понять мотивы вашего поведения. Вы ведь не похожи на дурачка, который веселит всех своим безрассудством. Создается впечатление, что
Он уперся локтями в стол, соединил ладони и оперся на них, будто, раздумывая.
— Ну, ладно, не хотите говорить, не говорите. В конце концов, вы сами сделали свой выбор.
Он как-то неопределенно помахал в воздухе рукой, и Аня Дымшиц в своем наряде, состоящем из отдельных кусочков материи, легко поднялась из кресла и двинулась в лоджию. Корсаков не стал скрывать свои чувства, он попытался рвануться следом, но два ладных паренька, то ли генеральские, то ли вице-премьерские, ловко приняли его, не дав сделать и двух шагов.
— Сидите уж, — лениво предложил Решетников. — Не набегались разве?
Анна вернулась, положила на стол перед Решетниковым кейс.
— Знаете, а мне вас жалко, Корсаков, — почти печально произнес Решетников.
Язык у Корсакова зачесался, и с него уже был готов сорваться точный адрес, куда неплохо бы отправиться вице-премьеру вместе со своей жалостью, но пришлось отказать себе в этом невинном удовольствии: роль следовало сыграть до конца.
Он судорожно сглотнул, постарался изобразить полную потерю реальности и спросил:
— Меня, что?… Я вам больше не нужен, так?
А сам смотрел на Плюснина, и это было очень кстати: увидев кейс, генерал поплыл, хотя старался держивать себя в приличном положении, и даже смог выговорить:
— Да, ты нам в полном смысле этого понятия, на хрен не нужен, — помолчал и пояснил. — Еще возиться с тобой.
Взяв на себя роль человека, принимающего решение, он здорово разозлил Решетникова.
— Ты, генерал, все-таки в отставке, — ровно, без эмоций проговорил вице-премьер, констатируя очевидное.
Наверное, Плюснин хотел сказать, что тут его людей больше. А может быть, хотел напомнить, что генерал — всегда генерал. А возможно, хотел добавить что-то еще. Но не сдержался. Не вынесла душа, и он метнулся к кейсу, чтобы рвануть его к себе.
Но и Решетников был не лыком шит. Его преимущество состояло в том, что кейс был у него в руках.
Спроси их позднее: какая нужда была так срочно рвать кейс, не ответил бы ни один.
Это ведь не финишная ленточка, которую срывает победитель, материалы еще надо было увидеть, оценить, в конце концов, вынести отсюда. А это было сложно, учитывая наличие в квартире вооруженных людей с обеих сторон.
Ну и, главное, эти материалы надо было использовать. Учитывая, что Житников мертв, эта проблема становилась самой важной, доминирующей!
В общем, много что можно было бы сказать, если бы на разговоры было время. Но времени не осталось. Испугавшись рывка Плюснина, Решетников отчаянно извернулся и, наклонившись над кейсом, чтобы прикрыть его от посягательств генерала, открыл крышку.
Точнее, хотел открыть, потому что Плюснин, почти перемахнув стол, рукой прихлопнул крышку кейса сверху, и сразу стало видно, кто есть кто. Решетников оказался сжат, и сидел неподвижно. Неизвестно, сколько продолжалась бы эта немая сцена, если бы из кейса не потек дым. Едкий и сладковатый, он стремительными струйками вырывался из всех отверстий, создавая вокруг кейса подобие дымовой завесы.
Все растерялись и открыли Корсакову путь к финальному крещендо, к полной победе!
Перевалившись через стол, он рухнул на пол, и на четвереньках проскочил метра полтора, отделявших его от кейса. При полном «ступоре» действующих лиц Игорь рванул крышку кейса, вызвав у всех без исключения нормальную человеческую реакцию: люди испугались, инстинктивно закрыв лица, опасаясь взрыва.
Корсаков же, откинув крышку кейса, увидел то, что и ожидал: кучу горячего пепла, издающего неприятный запах. А если сказать по простому — воняло все содержимое кейса, и воняло жутко!
Схватив левой рукой горсть пепла, Корсаков подскочил к Решетникову:
— Тварь! — и от всей души врезал по физиономии вице-премьеру. — Ты же меня убил, мудак!
Нос Решетникова моментально стал красным, и кровь из него полилась тоненькой струйкой.
Все стояли молча. В самом деле, не каждый день прилюдно бьют морду члену правительства! Корсаков, изрыгая маты, успел ударить еще два раза. Правда, бить постарался неумело, все-таки журналист, белоручка, а не какой-нибудь боксер.
Наконец Плюснин пришел в себя. Он обхватил Корсакова сзади, прижимая его руки к телу, и заорал:
— Что стоите, охраннички, вашу мать!
«Охраннички» схватили Корсакова, усадили на стул, продолжая удерживать. Он, обозначая сопротивление, продолжал материть Решетникова, и этому никто не мешал.
Плюснин поднял с пола клочок, выхваченный Корсаковым из кейса, повертел его, пытаясь увидеть хоть что-то, понюхал. Повернулся к Корсакову и уважительно спросил:
— Сам додумался?
Корсаков, выплеснув свое возмущение, сидел с безразличным выражением лица и говорил тихим, бесцветным голосом:
— А не пойти бы и тебе, генерал, куда-нибудь? Ты меня сейчас-то чем будешь пугать?
Плюснин сел напротив:
— А зачем тебя пугать? Ты просто ответишь на вопросы, а потом…
— А потом меня, как Житникова, — почти усмехнулся Корсаков, выразительно глядя на Аню Дымшиц.
Решетников, все еще прижимавший платок к носу, скользнул взглядом на Аню, потом на Плюснина.