Без суда и следствия
Шрифт:
— Обязательно.
— Ну хорошо. Удачи вам и не теряйтесь.
— Я постараюсь. Спасибо.
Прокуратура располагалась в четырехэтажном массивном здании из бурого кирпича. Внизу нас остановил дежурный. Андрей ответил ему что-то (я не разобрала слов), и мы поднялись наверх. Пол в коридорах и лестничные пролеты были устланы ковровой дорожкой. Андрей открыл одну из дверей, и мы оказались в приемной, обставленной вполне современно и комфортабельно. Здесь разговаривали двое мужчин. За столом сидела секретарша. Увидев нас, оба мужчины обернулись, и один из них сказал:
— Хорошо,
Его собеседник распрощался и вышел, а оставшийся в приемной подошел к нам. Это был мужчина средних лет невысокого роста, упитанный, коренастый, с квадратным лицом и лысоватым черепом, причем по бокам лысина была покрыта темной плешью. Толстые стекла очков полностью скрывали глаза. Он почему-то обратился ко мне:
— Вы, конечно, Татьяна Каюнова. Очень рад вас видеть. Я, если честно, ваш поклонник, смотрю все ваши передачи.
Тут он глупо хихикнул. Это выглядело так неожиданно и дико, что я растерялась. Потом он повернулся к Андрею:
— Что ж, начнем с вас. Прошу в кабинет.
Я хотела пойти за мужем, но меня остановили:
— Нет, вы подождите, пожалуйста, здесь.
Они вошли в кабинет, и тяжелая дверь захлопнулась за ними. Я опустилась в одно из кресел приемной и стала ждать. Все здесь было каким-то торжественным и застывшим. Подходило только одно определение — «казенный дом». Может, потому, что прежде я никогда не бывала в прокуратуре? Не знаю.
Я вспомнила, что этот мужчина не подал Андрею руки. Показалось ли мне это странным? А может, здесь просто не принято вести себя так? Прошло двадцать минут. Я встала и подошла к двери, но она была заперта слишком плотно. Наружу не пробивалось ни одного звука. Секретарша посмотрела на меня настороженным взглядом, я сразу смутилась и села на место. Бросив на меня еще один подозрительный взгляд, она принялась печатать на машинке.
Прошел один час. Я стала нервничать. О чем они могли говорить? Наконец, когда мое беспокойство достигло предела, дверь открылась и вышел Андрей. Он был очень бледен (даже слишком), избегал смотреть мне в глаза. В общем, он выглядел так, словно попал в автомобильную катастрофу. Не было только крови. Я хотела спросить, что случилось, но он буркнул сквозь зубы:
— Подожду в машине, заходи, — и быстро покинул приемную.
Я вошла в кабинет. Это была большая комната с двумя огромными окнами, выходившими на улицу. Два стола представляли собой букву Т. За первым сидел тип из приемной (следователь прокуратуры), его стол был завален бумагами. Возле второго стола стояло много стульев.
— Садитесь, — сказал он. Я села на стул.
— Это официальный допрос?
— Ну зачем такие слова? Мы просто побеседуем с вами, дорогая Татьяна Каюнова. Побеседуем об убийстве. Надеюсь, вы бы хотели, чтобы убийцу нашли.
— Насколько я знаю, вы имеете информацию, только не хотите ею делиться.
Он улыбнулся:
— Мы не находимся в вашей студии. И здесь вы не представитель средств массовой информации, а свидетель по делу.
— Свидетель?
— Да. Вы были знакомы с Димой Морозовым?
— Только
— От кого вы слышали?
— От моего мужа. Он преподавал в классе, где занимался Дима. Дима был очень талантлив. Андрей показывал мне его рисунки.
— Рисунки вам нравились?
— Сложно сказать. И да, и нет. Общее впечатление было странным.
— Чем именно?
— Не знаю. В них были выражены чувства, которые не сразу можно понять. Мой муж выставлял рисунки в своей галерее.
— А что говорил о ребенке ваш муж?
— Что мальчик из неблагополучной семьи, рос без отца. Мать им совершенно не занималась. Ребенок получил воспитание на улице. Андрей говорил, что мальчик был маленьким диким зверьком, никому не раскрывающим свою душу. Андрей жалел его.
— Ребенок звонил вам домой?
— Да, несколько раз.
— Вы брали трубку?
— Нет, Андрей.
— Как же вы узнавали, что звонил именно Дима?
— Странный вопрос! Муж говорил.
— А помимо школы ваш муж встречался с ребенком?
— Да. Мальчик бывал в его галерее.
— Как вы узнали об этом?
— Со слов Андрея. А почему, собственно, я должна была это точно знать?
— Вы когда-нибудь видели фотографию Димы?
— Нет.
— У вашего мужа не было его фотографии?
— Нет.
— А как вы думаете, где еще мог быть утром 26 июля мальчик? Конечно, кроме Красногвардейской?
— Ничего не думаю.
— Вы не знаете, с кем должен был встретиться ребенок 26 июля на Красногвардейской?
— Не имею ни малейшего представления!
— Где вы сами провели этот день?
— Вечером должна была быть презентация выставки моего мужа, которую снимало телевидение в прямом эфире. Потом, после передачи, — банкет. В этот день я не работала. Я провела весь день дома — утром и днем. А вечером за мной заехали и отвезли на презентацию.
— Заехал ваш муж?
— Нет, его друг.
— А как провел этот день ваш муж?
— Андрей ушел очень рано. Он занимался всеми делами, связанными с передачей и презентацией лично сам. Я не видела его, но знаю, что он был в галерее. Я звонила ему днем, и он был там. А вечером мы встретились только на передаче.
— Занимаясь делами, ваш муж мог быть где угодно?
— Конечно. Но утром и днем он находился в галерее.
— Почему вы так уверены?
— Я же говорила с ним!
— Вы говорили днем. Как вы объясните то, что он оказался возле дома № 15 по Красногвардейской и смог опознать Диму?
— Он сказал, что услышал шум толпы и вышел посмотреть, что случилось. Галерея расположена всего за два дома, в номере 11.
— Вы не знаете, с кем именно должен был встретиться Андрей утром или днем?
— Нет. Он никогда не говорил подробно о своих делах, а я не спрашивала.
— Кто может подтвердить, что вы весь день были дома?
— Охрана, дежурившая внизу. Но я не понимаю, почему это нужно подтверждать! Утром ко мне в квартиру ворвалась какая-то психопатка, и мне пришлось позвать охрану, чтобы ее вывели.