Без суда и следствия
Шрифт:
— Кто платил за ее квартиру?
— Следствие показало, что у Нины не было любовника. У ее родителей не было таких денег. Я долго об этом думал, но так ничего и не понял. Я понятия не имею до сих пор, где она брала деньги.
— Почему ты сказал про несчастную любовь в милиции?
— Потому что, когда Нина! умерла, я перепугался и опомнился. Я боялся, что выяснится, кто дал Нине шприц и кто заставил ее сделать укол… И поэтому сказал, что она решила покончить с собой. А все остальные подтвердили, что она сама это сделала.
— Чем ты запугал остальных?
— Тем, что не буду доставать им дешевые наркотики. Для них это страшнее смерти. Брать у других перекупщиков невероятно дорого, даже им это не по средствам. А у «Гватемалы» монополия — мы делаем скидки постоянным клиентам.
— Тебе не жаль Нину?
— Мне
Через двое суток все было кончено. Нина давно не встречалась с Андреем. Она любила Максима гораздо больше. Никто даже не подозревал о том, что в ее жизни когда-то был Андрей… Услышав, что Нина покончила с собой из-за несчастной любви, Андрей решил, что он был тому причиной. Хоть невольно, но он ее убил. Он, который никого не убивал на самом деле…
Я остановилась посреди улицы с открытым ртом. Полностью обалдев от открывшегося мне совпадения…
«Я виновен в смерти этих детей… Я убил Диму…» — «Я убил ее… сегодня я убил человека…» Комплекс вины… Чувство, что он причина их смерти. Но Андрей не убивал Нину! Значит?.. Мне было больно от одной только мысли… Он не убивал Нину… Он не убивал и…
Остановившись посреди улицы, словно громом пораженная тем, что открылось так просто, я вдруг поняла, что выяснение обстоятельств смерти Нины только начало, одно звено в чудовищной цепи совпадений. Об этом стоит думать. К этому меня подтолкнул сам Андрей. Теперь я уже могла себе в этом признаться. Сделать то, что я сделала (и еще сделаю), меня подтолкнул Андрей. Андрей, способный мне лгать долгие годы. Андрей, способный предать. Настолько никчемная личность, что я единственная ниточка, способная удержать его на земле. Я люблю его именно таким, какой он есть — со всеми недостатками и плохими поступками. Люблю его, наверное, одна на земле. Он не заслуживает моей любви. Но он не заслуживает и смерти. Даже самые отъявленные негодяи имеют право на последний шанс! И я дам ему этот шанс, но не затем, чтобы гордиться своим благородством и мужеством. А потому, что поступить иначе не смогу.
Я его спасу. А дальше — будь что будет. Я не считаю, что покориться обстоятельствам — главное достоинство личности. Я считаю, что плохие обстоятельства созданы для того, чтобы с ними бороться и преодолевать их.
Я знала, что продолжу путь. Путь, по которому мне предстоит идти еще очень долго.
Солнечные лучи заходящего дня отражались и гасли в темных стеклах жилых домов.
Часть III
Глава 1
Февраль — исполнение приговора. 15 сентября Андрей был приговорен к смертной казни.
— Что теперь?
Мы сидели на кухне в моей квартире, когда Юля задала этот вопрос. Я выздоровела, и Юля смогла вернуться к себе. Родители уехали, газеты замолчали, телевидение заглохло. Каюнова приговорили к смертной казни, и все были очень довольны. Зарядили осенние дожди, сразу стало уныло и холодно. Юля давала мне деньги. И я снова превратилась в тунеядку, сидящую на ее шее.
— Что ты собираешься делать сейчас? — спрашивала Юля.
— Сейчас? Допить кофе! — Я повертела чашку в руках, и темная жидкость на дне засверкала янтарным блеском.
— Не паясничай! Так дальше не может продолжаться! Ты должна искать работу.
— И ты воображаешь, что меня кто-то возьмет работать именно сейчас? Ты серьезно так думаешь?
— Стоит попытаться.
Я улыбнулась.
— Чему ты радуешься?
— Да так, просто.
— Нет, это невозможно! Улыбаться сейчас!
— Юля, успокойся! Ты больше не обязана меня воспитывать, вообще за меня отвечать. Я не знаю, что буду делать. Смертникам свидания запрещены — я узнавала…
— Хватит! Жизнь продолжается, и ты в ней остаешься! Ты же умная женщина, почему никак не хочешь понять, что верить в подобные бредни — любовь до гроба, они умерли в один день — просто смешно! Особенно в твоем случае!
— У тебя странное понятие об уме!
— Прекрати! Я думаю, что сейчас как раз время поговорить серьезно. Мне очень жаль, что так сложилась твоя жизнь…
— Не смей меня жалеть!
— Но сколько можно отрицать очевидные вещи?!Что представляет собой твой муж — известно всем. А мне известно даже больше, чем остальным… Да, тебе было тяжело, я согласна, но этот период твоей жизни уже закончен. Его нужно забыть и никогда больше не вспоминать. Следует научиться жить дальше! Неужели ты собираешься полностью себя уничтожить — и ради кого?!
— Андрей — плохой человек и посредственный художник. Иногда мне самой кажется, что в нем ничего хорошего нет… А потом я думаю о том, что теперь и после своей смерти он обречен всегда быть с печатью. Печатью позора, ненависти и отвращения всех остальных людей. Эта печать покажет всем, насколько же он плохой… Но даже очень плохие люди имеют право на защиту. Даже последние подонки и убийцы имеют адвоката в суде. А может быть, истинное милосердие и справедливость заключаются как раз в том, чтобы дать единственный шанс этому подонку, отвергнутому обществом? Только один-единственный шанс — на жизнь… Знаешь, я сейчас вспомнила одну легенду. Был город, в котором не знали греха. Но однажды в нем убили человека. И многие видели убийцу. Видели, как он это делал… Его задержали. Начался суд. Все знали: он убийца. Но судья его оправдал. Судью спросили: как же так? Он же убил! Это видели! А судья сказал: я поверил его словам о том, что он невиновен. И еще я подумал, что убитого все равно не вернуть, а я не имею права отнять у человека жизнь. И я поверил ему только для того, чтобы он жил… Когда убийца вышел на улицу из зала суда, он уже был совершенно другим человеком…
Так вот: я единственная ниточка, связывающая Андрея с жизнью. И я горжусь тем, что я — этот последний шанс. Для человека, которого все отвергли. И даже если б я не любила его безумно (так, как люблю), все равно сделала бы все, чтобы спасти человека. Потому что я не хочу быть убийцей. Я не хочу молча и равнодушно наблюдать за тем, как его убьют…
Дождь оставлял на стекле длинные разводы.
— Хочешь работать в моем филиале рекламным агентом? — спросила Юля.
— Тем более что я не уверена в его вине… Эта история с его признанием более чем странная!
— Так. Все понятно. Это твое последнее слово? — Юля встала с места. Ее лицо выражало крайнее раздражение. Потом она направилась к двери.
— Юля! Послушай меня! Поверь мне хотя бы раз в жизни!
Она захлопнула дверь, и я поняла, что осталась совсем одна. Разговор с ней еще больше убедил меня в том, что мне надо делать. На следующее утро я стояла на перроне железнодорожного вокзала и ждала электричку, в 9.25 отправлявшуюся на станцию Белозерская. В этот день я должна была полностью повторить поездку моего мужа вечером 28 июля (конечно же, с его слов). Зачем? Этого я не знала. Людей в электричке было немного. На Белозерской вместе со мной сошли семь человек. Было довольно прохладно и по-утреннему свежо. Я стояла на зацементированном перроне. Слева, поодаль, виднелось приземистое одноэтажное здание железнодорожной станции. Прямо (через переезд) была длинная широкая улица, ведущая в глубь поселка, — очевидно, главная улица. Частные дома. За поселком начиналась лесопосадка (первый труп обнаружили именно там, второй — в мусорном контейнере возле станции). За станцией начинались поля с золотистой пшеницей. Пассажиры электрички, которые вышли вместе со мной, в отличие от меня прекрасно знали, куда им следует идти, и вскоре я осталась на перроне одна. Мимо с грохотом и дребезжанием разбитых вагонов пронесся товарный состав. Постояв немного, я решила пойти к станции и узнать расписание обратных электричек. Я вошла в небольшую грязную комнату, где стояло ряда два поломанных пластмассовых кресел. Комната была залом ожидания, и в глубине, на фоне желтой стены, выделялось окошко билетной кассы, закрытое и занавешенное ярко-красной занавеской. В глубине комнаты шаркала по полу, стучала ведром сгорбленная фигура в каком-то жутком халате — я узнала уборщицу, дававшую показания на суде. Расписание электричек висело на стене возле кассы, я подошла поближе и выбрала электричку, отправлявшуюся через два с половиной часа. Уборщица размазывала грязь по полу и краем глаза разглядывала меня. Очевидно, приезжие из города на станции Белозерской появлялись в такое время нечасто. Я ощутила легкий холод от мысли, что она может узнать меня так же, как я узнала ее (она должна была видеть меня в суде). Несмотря на то что я изменила прическу и почти не воспользовалась косметикой, твердой уверенности не было. И все же я решила рискнуть, заговорить с ней.