Без тебя не получается

Маловски Катя

— Подожди, — Катя не даёт мне этого сделать, положив свою руку на мою.

— Что такое? — слегка цепенею от её прикосновения.

— Покажи, как ты будешь всыпать сахар.

— Ты серьёзно?

— Просто сделай.

— Ладно.

Беру пакетик за уголок, трясу, отрываю верхушку и высыпаю сахар в напиток.

— А ты знал, что изобретатель сахарных стиков предполагал, что пакетики надо разрывать посередине, а не за уголок?

— Нет.

— А так как люди настойчиво продолжали делать так, как только что сделал

ты, изобретатель не смог вынести такого издевательства над своей идеей. Расстроился. Сошёл с ума и покончил жизнь самоубийством.

— Твою мать… Не знал.

— Расслабься, скорее всего, это просто легенда. Насчёт самоубийства, — Катя берет свой стик с сахаром и разрывает его посередине.

Я вопросительно смотрю на неё.

— Это только из уважения к изобретателю, — отвечает.

Улыбаюсь про себя, любуясь ею.

Над городом уже спускается закат. Небо окрашивается всевозможными красками: от ярко-жёлтых до сине-красных. На поверхности реки играют лучи уходящего солнца.

— Как тебе? — киваю в сторону открывшегося перед нами пейзажа.

— Блин, реально красиво. Очень круто, — восторженный взгляд Кати говорит сам за себя.

Да, давненько я ни с кем закаты не встречал. С девчонкой так вообще ни разу. Если только с пацанами, когда на набережной до утра зависали. Но моего восторга от увиденных закатов и рассветов никто никогда не разделял.

Воздух наполняется вечерней прохладной. Замечаю, как Катя ёжится от холода. Конечно, она-то в одной футболке. На заднем сиденье у меня лежит джинсовка. Беру её и накидываю Кате на плечи. Джинсовка — оверсайз, и Катя в ней просто утопает.

— А как же ты, не замёрзнешь? — смотрит на меня снизу вверх.

— Главное, чтобы тебе было тепло, — облокачиваюсь на капот.

Под звуки старой рок-баллады, доносящейся из машины по радио, мы допиваем кофе. И съедаем десерт. Пьянящий привкус вишни и белого шоколада ощущается во рту и на губах.

Я бы не против этим привкусом кое с кем поделиться.

Собираю в крафт пустые стаканчики из-под кофе и упаковку от пирожных. Иду к ближайшей урне. И только перед тем как выкинуть, замечаю на пакете печатную надпись рядом с эмблемой кофейни:

"Плохая погода — мокко,

Не выспался — эспрессо,

Приуныл — латте,

Влюбился — капучино."

Ну-ну…

Когда возвращаюсь, вижу, как Катя вытаскивает руки из рукавов джинсовки, оставляя её наброшенной на плечи.

— Иди сюда, здесь всем места хватит, — распахивает джинсовку и кивком головы предлагает к себе подойти.

Я заторможено подхожу и также заторможено присаживаюсь рядом с Катей, касаясь её плеча. Одной рукой помогаю накинуть себе на плечо джинсовку. Ох*енно. Делить с девушкой одну джинсовку на двоих. Одно тепло на двоих. Сижу как пионер. Даже руки на коленки положил. На Катю не смотрю. Она слишком близко. Снова. Боковым зрением замечаю, как она дует себе на ладони, потирая их.

— Замёрзла? —

не соображаю, когда беру её ладони в свои. Ледяные. А вот моё тело накрывает горячая волна.

— Я знаю ещё один способ как можно согреть руки, — смущённо смотрит на меня, вставая.

— Какой? — сглатываю.

Джинсовка падает с наших плеч на капот. Катя подходит ко мне спереди. И просовывает свои руки мне под рубашку. Я вздрагиваю, мгновенно напрягая пресс и покрываясь мурашками. И сердце бешено задубасило. П*здец. Я просто дар речи потерял, и не столько от внезапного прикосновения её холодных рук, как от волны возбуждения, пробежавшей по коже. Со мной такое впервые.

Она же мне руку не в трусы засунула, в самом деле. Хотя, я сейчас в таком состоянии, что делайте со мной, что хотите….

— Что? Мне убрать руки? — Катя замечает моё состояние.

— Что… ты… делаешь? — всё, на что хватает сил, это произнести слова на выдохе.

— Ты можешь сделать тоже самое. Заодно и руки согреешь.

По-моему, меня гипнотизируют. И нехило так провоцируют.

— Я не… Могу… Я и так уже слишком много себе позволил…

— Ты о чем вообще? — немного отстраняется, запуская прохладный воздух под рубашку.

Катя, всё, что между нами сейчас происходит… это ох*енно, но этого не должно быть… Ты — сестра моего друга… Фак, фак, фак…

— Понимаешь, мне кажется, что в любой момент откуда-нибудь выскочит Дэн и надерёт мне за тебя задницу, — начинаю глупо оправдываться.

— Ты это сейчас серьёзно? Ты что, боишься моего брата?

— Нет, не боюсь, просто… Он же твой брат… И мой друг. Я не знаю, как он отнесётся, к тому, что мы…

— Во-первых, он младший брат, и мне не 15 лет, чтобы выслушивать его нравоучения. Во-вторых, мы ничего такого не делаем.

— Понимаешь, есть же такие негласные правила, которые нельзя нарушать: типа девушка друга… или сестра друга… — меня несёт. И это всё последствия её близости.

— Но ты же их уже нарушаешь?

— Да как же их не нарушать, — смотрю на неё, на её руки, которые до сих пор под моей рубашкой. Сглатываю, — ещё немного и я могу за себя не отвечать.

Я же не железный. Вернее, я думал, что железный, но ты так на меня действуешь, что я начинаю плавиться от одного твоего взгляда.

— А, может, я хочу, чтобы ты за себя не отвечал? — добивает.

Опасно, опасно, опасно. Доблестным рыцарем оставаться всё сложнее.

— Кать…

— Ладно, ладно… — убирает свои руки.

Чёрт.

— Не обижайся, просто…

— Всё нормально. Поехали по домам, уже поздно.

— Кать, я могу и…

— Поехали, а то замёрзнешь ещё. А у тебя завтра игра. И как будет команда без лучшего игрока? — забирает джинсовку и направляется к машине.

Мы едем молча. Катя отворачивается к окну, смотрит на пробегающий мимо город. Когда я останавливаю машину около её дома, она протягивает мне джинсовку: