Без тебя никак

Попова Любовь

– Да уж, – выходим в удушающую жару, которая наваливается тяжелым мешком на плечи. И это в семь утра. – У тебя никогда не будет недостатка в женском внимании.

– А у тебя в мужском, – парирует он. И хоть он просто ответил, я в своем розовом сиропе, который заполняет мозг рядом с Маратом, уже представила, что он бросил мне самый лучший комплимент.

– Значит, мы идеальная пара, – подстраиваюсь под его широкий шаг, даже под руку беру, и, что интересно, он не отстраняется. Это знак, да? – Нам далеко?

– В аэропорт.

Я не задавала больше

вопросов, наслаждаясь тем, что мы идем так близко, что у меня есть возможность вдыхать его терпкий аромат, прокручивать снова и снова события вчерашнего дня.

Но идиллию прерывает звонок его старенького телефона. Он отвечает коротко и по делу.

– Да. Да. Скоро будем.

После чего поворачивается ко мне.

– Телефон разряжен?

– Зарядила я вчера, но еще не включала.

Рядом с ним моя насыщенная социальная жизнь стала казаться не важной. Да и зачем его включать, у нас еще столько времени рядом.

– Включи.

– Зачем, будем приземляться, включу.

– Вик, я не полечу с тобой. Там отец уже ждет.

– Стой, – почему-то ощущение, что в меня снежком кинули. Холодно не стало, скорее наоборот, лицо загорелось. – Ты же сказал, самолет твой друг пришлет.

– Именно. Но я сообщил об этом твоему отцу, и он решил встретить тебя сам.

Я отворачиваюсь резко, как от пощечины. Смотрю туда, где вдалеке вижу смутные очертания людей в форме. А Марат. Он просто хотел поскорее избавиться от меня. Потому что я проблема.

– Слабак.

– Что?

– Ты слабак! – поворачиваюсь к нему и вздёргиваю подбородок. – Ты хочешь меня, я нравлюсь тебе, как человек нравлюсь! Но ты слишком слаб, чтобы даже попытаться построить со мной отношения. Ты слабак и не достоин меня. Потому что не вывезешь такую как я. Ты слабак и слабаком помрешь, твой удел та серая мышь из отеля, с ней тебе будет очень просто.

Последние слова уже кричу, а он вдруг мой рюкзак забирает и, бросая его на пол, выуживает телефон.

– Эй, отдай! – прыгаю вокруг него, но бесполезно, он поднял руки и, включив телефон, номер свой в него забивает. – Марат! Я все равно тебе никогда не позвоню, зачем…

Он возвращает телефон, впечатывая его мне в грудь.

– Просто позвони, если будет нужна помощь.

– У меня отец генерал, – возвожу руки к небу. – Какую ты… Ты… Можешь мне помощь оказать? Двери открыть? Или на кнопку лифта нажать?

– Пока, Вик, – отстраняет он руку и собирается отвернуться и уйти, а я что, а мне надо сделать хоть что-то, чтобы он запомнил меня. Потому что он не возьмет трубку, потому что он никогда не придет мне на помощь.

С ревом бросаюсь на него, разворачиваю ударом и прыгаю так, чтобы ногами его бедра обхватить. К губам каменным прижимаюсь. Смело. Дико. Как никогда не делала. Ненавижу поцелуи, но сейчас мне это нужно. Нужно его коснуться, запомнить его вкус, потому что я никогда не увижу его больше, потому что я для него проблема.

Ну давай же, истукан, чувствуй, чувствуй меня! Ты же живой, я знаю.

И через несколько секунд борьбы мой камень сдается.

Впускает мой язык и щелкает по нему своим, включаясь в жестокую игру. Это не поцелуй. Это просто выплеск эмоций. Моих. Его, столько сдерживаемых. Мы не целуемся, мы рвет друг другу души, прекрасно понимая, что даже близко не созданы друг для друга.

Он первый меня отталкивает. Буквально отрывает от себя, но вижу, как его ломает, как глаза горят, впервые со встречи.

– Хочу, чтобы ты меня запомнил, Марат. Запомни меня. Сравнивай всех со мной.

– Да как тебя забудешь, – отпихивает грубо и уходит. Просто растворяется в раскаленной жаре, стремительно становится миражом. А я закрываю глаза и реву, реву, реву, как никогда не плакала.

– Доча! – меня поднимают с асфальта сильные руки отца. Он не большого роста, но очень коренастый. – Что он тебе сделал? Обидел? Почему ты ревешь?

Я головой качаю, говоря про себя, что просто люблю его. Люблю, как никогда и никого не полюблю. Потому что первая любовь, безнадежная любовь, она самая сильная.

Истерика никак не проходила, пока меня несли в самолет. А там уже смогли меня уложить и даже успокоительное поставить. Кажется, это уже норма меня таким способом успокаивать.

Первый раз, когда мама ушла, а я рыдала несколько часов, не переставая. Папа не справился и пригласил доктора. Наверное, он был прав? Как еще ему было поступать?

Потом, когда переезжали, сама не знаю, почему тогда рыдала. Вроде с войны уходим, но мне казалось, что, если там останусь, мама вернется. Я так хотела ее дождаться, очень хотела верить, что мы сможем сохранить подобие семьи.

Потом, помню, у меня месячные начались. И так страшно стало, словно меня ранили. Прошлое и крики раненых вернулись, на меня накатило, а тут отец, как обычно, с волшебным укольчиком. Ну а что – ему можно.

Как было бы просто всем родителям, имей они такие полномочия.

Последний раз я помню лет в пятнадцать. Я тогда узнала, что мама, оказывается, давно мертва и уже точно никогда не вернется. Отец меня обманывал так долго. Как я могла это спустить на тормозах. Про них и забыла, когда машину отцовскую угнала. Водить меня он сам учил, за что потом и поплатился. Чудом звания не лишился, когда я в другую машину врезалась на трассе. Он меня тогда от скандала очередным уколом спас. Спаситель хренов. Мне так хотелось перед людьми извиниться, которые из-за меня пострадали, но разве папа дал?

– Живы, – сказал он тогда. – И ладно…

После этих успокоительных я всегда как кот под валерьянкой.

Вот и в этот раз еще месяц хожу вялая. Не понимаю ни фига. Я Вика Даниленко, я девушка Камиля вроде, я дочь генерала. Только вспомнить не могу, почему опять накаченная. Кажется, словно в тумане брожу. Ежиком. Медведя своего ищу. Только не понимаю, кто он и где он. Медведь мой. Сериалы дурацкие смотрю, с Камилем через раз общаюсь. Странно это все. И отец какой-то добрый, понимающий, ненастоящий. Эмоции кто-то отрезает и рядом складывает, как одежду, пока не проснусь.