Без тебя
Шрифт:
Теперь-то мне доподлинно известно, как можно мастерски видимость «всё хорошо» создавать.
– Сереж, у тебя тут волос седой… И не один, - тянется к виску с левой стороны. – Может, поговоришь со мной? Я выслушаю.
Усмехаюсь вместо ответа. Совсем невесело. Наоборот.
Было время, когда мне обо всем на свете с ней говорить хотелось. По правде говоря, чувства те же остались. Реакцию бурную во мне только она может вызвать.
Всё зашло слишком далеко. Мне нужно. Маше тоже.
Пойти на сближение сейчас – значит испортить друг другу жизнь окончательно.
Ей переболеть, мне справиться с агрессией и непониманием. Нельзя безнаказанно делать друг другу так больно. Обязательно скажется. Выстрелит так, что нахрен убьет.
Ловлю её запястье. Поглаживаю тонкую кожу, вкладывая в прикосновения всё свое сожаление. Ещё чуть-чуть и было бы видно, как кровь по венам течет.
Словами не передать, как мне жаль. Не получилось.
– Сафи ещё в больнице? – спрашивает после того, как я отстраняюсь. – Я хотела ей позвонить, но не решилась.
Говорю же – они похожи.
– Она дома. Если захочешь встретиться, она будет рада, - только с этим делом нужно поторопиться.
– Почему дома? Её разве лечить не должны? – её глаза увлажняются.
При всей своей наивности, Маше хватает пары секунд, чтобы понять, в каких случаях домой отпускают.
Находясь рядом, приходится сдерживаться, дабы не начать утешать. Это лишнее.
Явственно представляю, что будет, когда Маша узнает о моем переводе. Хочется верить, что её хватит небольшого количества времени, чтобы понять – это к лучшему. А пока…
– Марусь, поговори со мной о своем психологе, - оставляю за бортом всевозможные - «эта тема меня не касается».
Маша растеряна. Хмурится.
– Что именно ты хочешь узнать?
Помочь ей лично, я не могу. Даже если попытаюсь – не справлюсь. Но отчего-то, мне кажется, её психолог тоже не слишком эффективен, поэтому и нашел для нее лучшего психотерапевта нашей области. Будет спокойнее, если за ней, хотя бы немного будет присматривать врач, а не кто-то там. Глубина поражения матерью – зашкаливающая. Консультационной поддержки маловато будет.
Некоторое время уходит на то, чтобы втолковать ей самым безобиднейшим образом, что я за неё волнуюсь и хочу помочь.
– Если кто-то обидит, кран потечет, сумки будут тяжелые, ты знаешь, кому позвонить можешь всегда. Но Марусь, давай мы и с твоим чувством вины что-нибудь сделать попробуем?
– С депрессией мне уже помог психиатр. Правда. Я весь курс прошла. Геннадий Викторович сказал, что я идеальный пациент. Ты думаешь, я для Коли опасна?
То, о чем я и говорю. Эта хрень не должна первой в её голову рваться. Зачем она? Для чего? Если бы я так думал, Маша бы уже знала об этом.
– Ты умница. Не сомневаюсь, что он специалист прекрасный, - не хотелось, чтоб его труды стали прахом.
– Но я сейчас о другом, - о специалисте, который привык работать с жертвами семейной тирании и насилия. – Хочешь, мы вместе сходим к твоему психологу, а потом к тому специалисту, что я прошу. Ты сможешь сравнить.
Где бы ни пришлось находиться, хочу знать, что она не одна. Немного поддержки, а с остальным она справится.
Эпилог
Семь лет спустя
– Закажи парню еды, - обращаюсь к бывшему подчиненному.
К нам в Управление сегодня явился малец – брат одного из подозреваемых в совершении тяжкого преступления. После задержания брата остался фактически на улице – ключи от квартиры, где они вместе жили, есть, да только чтотам делать, если даже пожрать нечего. К матери - алкашке идти не желает, а больше некуда.
Дожидаться приезда соответствующих органов долго приходится. Ребята на самом большом расслабоне.
– Сергей Иванович, не положено.
Слышу эту фразу и передергивает.
П-ф-ф. Только первое время, будучи ослепленным флёром незыблемости законов можно считать, что порядок превыше человеческой жизни. Тем более детской.
Если у меня и были такие заблуждения, они рассеялись вмиг, когда я узнал, кто в свое время заказал убрать отца.
Руфицкий-старший.
Узнав, даже не удивился. Было только разочарование от того, что Лёха его раньше достал. Я бы не стал заморачиваться и грохнул бы его лично, абсолютно о том не жалея.
Ничего не говоря, смотрю на нашего новенького. Серьезный прямой взгляд творит чудеса. Он быстро собирается с мыслями.
Как хорошо, что он уже не моя головная боль.
– Пап, у меня с собой есть два сэндвича, - Колян отзывается, отложив в сторону телефон.