Без ума от любви
Шрифт:
Феллоуз уже успел ознакомиться с тем, что было известно Мейтеру.
Мейтер побагровел.
— Мерзавец увел ее прямо у меня из-под носа, оболгал меня. Это не человек, а змея!
Вероятно, леди узнала о тоске Мейтера по школьным дням с их телесными наказаниями. Феллоуз знал, что Мейтер содержал дом с дамами, где занимался такими делами, в которых инспектор Феллоуз желал бы поучаствовать.
Мейтер отвел глаза.
— Мне не хотелось бы, чтобы об этом стало известно. Газеты…
— Я понимаю, сэр. — Феллоуз постучал по
Мейтер кивнул, его лицо по-прежнему было багровым. Феллоуз вышел из этого дома в приподнятом состоянии духа, затем вернулся в Скотленд-Ярд и попросил отпуск.
Прошло долгих пять лет, прежде чем он, наконец, увидел трещину в крепости, представлявшей семью Маккензи. Он засунет палец в эту трещинку и раскачает всю крепость, превратив ее в руины.
— Как неприятно.
Бет поднесла газету к окну, где было светлее, но мелкий шрифт сообщал то же самое.
— Что, мэм?
Ее новая компаньонка, Кейти Салливан, молодая ирландская девушка, которая выросла в приходе мужа Бет, разбиравшая перчатки и ленты, купленные Бет в одном из парижских магазинов, подняла глаза.
Бет отбросила газету и взяла сумку с принадлежностями для рисования.
— Ничего важного. Пойдем?
Кейт, что-то ворча, собрала накидки и зонтики.
— Такая длинная дорога вверх по холму, и лишь ради того, чтобы смотреть, как вы сидите, уставившись на чистый лист бумаги.
— Может быть, сегодня на меня найдет вдохновение.
Бет и Кейт вышли из дома, который сняла Бет, и забрались в небольшую двухместную коляску, нанятую ее французским лакеем. Она могла бы позволить себе большую карету с кучером, но Бет по привычке старалась экономить. Она не видела смысла содержать экстравагантный экипаж, в котором не нуждалась.
В этот день она рассеянно правила рукой, затянутой в перчатку, к большому неудовольствию лошади и Кейт.
Газета, которую она читала, была лондонский «Телеграф». Она также купила несколько парижских газет. Отец научил ее бегло читать и свободно говорить по-французски, но она хотела следить за тем, что происходит дома.
В этот день Бет раздражала история о том, как лорды Йен и Кэмерон Маккензи подрались в ресторане — дело дошло кулаков — из-за женщины. Женщина эта была та самая сопрано, которая неделю назад очаровала Бет в «Ковент-Гардене». Многие видели эту драку и со злорадством раскали о ней газетчикам.
Бет нетерпеливо натянула вожжи, и лошадь тряхнула головой. Бет не сожалела, что отказала лорду Йену, но ей было немного обидно, что он так скоро после ее отказа поссорился с братом из-за этой грудастой сопрано. Ей хотелось, чтобы он хотя бы немного огорчился.
Она старалась забыть эту историю и сконцентрировать внимание на маневрировании по широким парижским бульварам, которые превратились в улицы Монмартра. На вершине холма она нашла мальчишку, который присмотрел бы лошадью и коляской,
Монмартр до сих пор все еще напоминал деревню своими узкими кривыми улочками, с яркими летними цветами, бурно растущими в ящиках под окнами, деревьями, растущими по склонам холма до самого города. Это было так не похоже на широкие авеню и огромные городские парки Парижа, которые, как теперь понимала Бет, являлись причиной, заставлявшей художников и их натурщиц стремиться Монмартр. Здесь все, включая ренту, было дешевле.
Бет установила мольберт на обычном месте и села, пристроив карандаш на чистом листе бумаги. Кейт плюхнулась на скамью рядом с ней и с беспокойством следила за художниками, будущими художниками и любопытными, заполнившими улицы.
Бет сидела так уже третий день, глядя на раскинувшийся внизу Париж. И третий день лист бумаги оставался чистым. После первых восторгов от покупки карандашей, бумаги и мольберта Бет поняла, что не имеет понятия, как рисовать. Все равно она каждый день после полудня раскладывала свои вещи. Если не считать этого, они с Кейт имели чем заняться.
— Как вы думаете, она натурщица? — спросила Кейт.
Она указала подбородком на хорошенькую рыжеволосую женщину, которая прогуливалась вместе с другими леди на противоположной стороне улицы. На женщине было светлое платье с прозрачной верхней юбкой, подобранной сзади, чтобы показать расшитую лентами нижнюю юбку, ее шляпка, с большим вкусом отделанная цветами и кружевами, была игриво надвинута на глаза. Зонтик от солнца был в тон ее платью. Она привлекала к себе внимание, но ничего не делала для этого специально, решила Бет с некоторой завистью. Все в этой женщине было обворожительным.
— Затрудняюсь сказать, — ответила Бет, осмотрев женщину с головы до ног. — Но она определенно очень красива.
— Хотела бы я быть достаточно красивой для натурщицы, — вздохнула Кейт. — Не то чтобы хотела стать ею… Моя дорогая мама содрала бы с меня за это шкуру. Такие леди должны быть очень порочны, чтобы раздеваться перед художником.
— Вероятно.
Женщина и сопровождающие ее завернули за угол и исчезли из виду.
— А вот это кто? Он похож на художника.
Бет посмотрела, куда указывала Кейт, и оцепенела.
У этого человека не было мольберта. Он оперся ногой о скамью и задумчиво смотрел, как юркий молодой человек размазывает краску по холсту. Это был крупный мужчина, едва помещавшийся на резной каменной скамье. Волосы у него были рыжеватыми, черты лица четкие, плечи потрясающе широкие.
Бет облегченно вздохнула, поняв, что этот человек не лорд Йен Маккензи. Но очень похож на него: то же выражение лица, те же резко очерченные скулы. Волосы этого мужчины, который снял шляпу и положил ее на скамью рядом с собой, в лучах солнца засияли еще ярче и казались совсем рыжими.