Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории
Шрифт:
С годами могилы уходят в землю, тонут, как тонет память о людях одного поколения, но на их месте или рядом другое поколение оставит свой каменный след, который тоже потом утонет в земле.
У самых альпийских лугов прилепилось к горе другое селение – Хамушам, вечером там свадьба, на которую надо успеть. Свадьба – дело серьезное. Свадьба в горах серьезная вдвойне. Талыши устраивают две свадьбы: женскую, а потом – через месяц, через год, как получится, – мужскую, лишь тогда молодожены сольются в семью, и невеста получит право носить яшмаг.
Женская свадьба мне вспоминается как сон, как утренний туман: я видел ее раньше, вернее, не видел. Нас пустили в порядке исключения – «вдруг корреспондент подумает, что талыши зажимают гласность». Довод решающий… Еще днем заиграла музыка, к шатру, накинутому на весь двор, потянулись люди – женщины из своего селения. Женская свадьба – это репетиция, примерка. Мужчинам неприлично сюда заходить. Лишь близким родственникам позволено посидеть где-то в уголке. Для порядка.
Сотни две улыбающихся женщин, будто цветы, заполняли пространство под шатром. Тех, кто в возрасте, принимали дома – под шатром слитком уж шумно. Многие женщины пришли сюда прямо с поля, но праздник был в их душе, в нестерпимом блеске глаз. Смех, улыбки, будто и не было тяжелой работы. Сначала на свадьбе гости подходят к столику и делают взнос (кто сколько сможет) на подарок молодым, а дальше путь – к столам, к музыке, к танцам. Свадьба же!
Угощения готовили прямо здесь, на улице. В огромных казанах томился рис, бурлило мясо, самые вкусные в мире запахи наполняли округу. Талышская кухня – это обилие запахов. А особый вкус еде придает то, что ее положено есть руками, помогая себе кусочком хлеба. Скатаешь пальцами шарик – ив рот. Нам накрыли в саду, в отдалении от общего веселья, чтобы не позориться в глазах соседей, накрыли потому, что мы – гости.
У каждого народа по-своему зарождается семья, хотя и много общего во всех свадьбах. Так и здесь. Отведав угощение, мы быстро уехали. Когда выходили, я успел заметить: старые женщины в доме сидели на полу. Так удобнее и привычнее. На Востоке прежде иначе не принято было. С нами ушел парень, который тихо сидел у края стола, пока мы пировали. Лишь на следующий день я узнал, что он и был жених. На свадьбе издалека увидел свою будущую жену, которую заботливо опекали подруги. Собственно, женская свадьба, она же репетиция, в этом и состоит – в знакомстве издалека.
…В селении Хамушам, куда мы поехали вечером, начиналась настоящая свадьба. Мужская. Значит, мужчина принял решение. Но теперь присутствовать на свадьбе имеют право только мужчины, для них – угощения, музыка и танцы до полуночи.
Не стану утомлять: свадьба есть свадьба, да еще мужская, с застольем, с разговорами. Скажу лишь, меня огорчило, что представители сильного пола теперь не носят национальные костюмы даже на свадьбу. Стесняются, что ли? То ли дело женщины, сразу видно – талышки!
Айдын Джабиев счастливый человек, сам себя счастливым сделал, потому что следует Корану. А там записано, самая большая ценность – уверенность в себе. Айдын именно такой, я это почувствовал, как увидел его на свадьбе. Танцевал он со своим братом Назимом уж очень здорово. Оба, плотно сбитые, ногами рисовали кружева, каждый шаг впечатывали в землю. Танцевали с удовольствием, едва сдерживая страсть.
Судьбе было угодно, чтобы после свадьбы мы поехали к Айдыну. Правильнее, к Айдын-мюалиму. По диплому он физик, пользуется уважением у сельчан, поэтому и почетная приставка к имени, а вовсе не потому, что отец его Герой Советского Союза, и уж совсем не потому, что он директор совхоза. Директоров много, но не все мюалимы.
Приехали за полночь, когда весь дом спал. Как доехали? Аллах знает и мы. Однако обошлось, теперь требовалось набраться сил к новым испытаниям. Айдын-мюалим обещал свозить на Шиндан-гала – в древнюю крепость, она на самой границе с Ираном.
…После завершения формальностей наши пограничники открыли ворота из колючей проволоки, ну, не ворота, а калитку, словом, мы оказались за границей, точнее за колючим забором, на нейтральной полосе, которая отделяет всех нас от остального мира. В этой зоне бывают только пограничники и нарушители. Редко попадают сюда залетные птицы, вроде нас. В сопровождении офицера и двух солдат с автоматами мы поехали в Шиндан-гала.
Смотрел я кругом и думал, как жаль, что сюда не пускают пчеловодов или биологов: граница утопала в цветах. Каких только нет! Воздух пропитан нектаром. Вот желтый склон – от зверобоя. Вот лиловый распадок. Представляете: букет величиной с гору! Дорога шла по хребту: справа Иран, слева СССР. Внешне наша территория выигрышнее.
Наши горы под лесом, у них – ни единого кустика. Лишь вдали, ближе к морю, у иранцев еще остались леса. На этом достоинства наши, кажется, и заканчивались. Иранцы приспособили свои склоны под поля, причем так, чтобы на них могла работать техника. Земля спланирована, будто укрыта лоскутным одеялом. Асфальтированное шоссе с прекрасными мостами и тоннелями поблескивало на солнце. На «их» стороне видна рациональность, непривычная взору советского человека…
Вдали показалась на горе гора. Она и есть крепость. Дальше пешком. Тропы как таковой не видно, но она чувствовалась. Пограничник бойко шагал, почти бежал, увлекая за собой, а другой шел сзади, играя автоматом. Так, гурьбой, поднялись, расселись на скале передохнуть, сидим, будто орлы, на вершине, сидим и болтаем ногами над пропастью.
Солнце усердствует, кругом ни намека на тень, не хочется даже говорить.
Перевел дух, успокоилась дрожь в коленях, присмотрелся. Скала как скала. Причем здесь крепость? Не народная ли молва окрестила скалу крепостью за ее неприступный вид?.. Уезжал я с Шиндан-гала с горьким чувством, будто провели на мякине, а вида подать нельзя. Поднялись на голую скалу, и что дальше?
Уже на заставе я узнал, не там были. Собственно, крепость внутри скалы, вход в нее – с территории Ирана. В иранских кустах укрыто начало коридора, по которому может проехать всадник. Глубина коридора метров сорок, а дальше… дальше под землей проходит граница и начинается наша территория. Здесь коридор взорвали, чтобы никто не пробрался и не нарушил нам покой.
Взорвали крепость, известную до новой эры, когда гремело государство Атропатена, или Малая Мидия, страна талышей. Возможно, здесь споткнулся Александр Македонский, не сумевший покорить Атропатену. Об Атропатене писали греки и римляне, о ее правителях знали в Египте… Столько веков никому не мешала крепость.
Айдын-мюалим явно огорчился, он чувствовал мое состояние, может быть, я слишком громко молчал? Конечно, жаль крепость. Но в Талышских горах, говорят, осталось много других памятников истории. «Завтра поедем, еще кое-что покажу», – сказал наш добрый хозяин, желая как-то поднять мое настроение. Он даже оседлал жеребца и привязал его перед домом – вдруг я захочу прокатиться.
Назавтра мы поехали на дальние пастбища, туда на лето переселяется полселения, по пять-шесть месяцев люди живут в шалашах, при скотине. Так жили их предки… Традиции в горах незыблемы, потому что природа и время создали их. У шалашей я видел маленьких детей и постарше, видел седых людей, для которых горы – это среда обитания, жизнь, а костер – родной очаг. Кстати, об очагах. Без костра талыш не талыш, ведь его предки поклонялись огню, молились на него. Сейчас, пожалуй, лишь готовка еды напоминает о тех давних временах. Готовят они в сараях – кухнях без дымохода. В углу, обмазанном глиной, выкладывают костер, над которым тренога, на треногу ставят казан или кастрюлю. А дрова, они под боком, в лесу.