Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории
Шрифт:
Но это не все… Обратите внимание на одежды православных митрополитов. Одежда – консервативный источник информации о Церкви, мода здесь не менялась веками. Первое, что увидим, – опять же равносторонние кресты, расшитые золотом. Кресты Алтая! И названия элементов одежды алтайские. Фасоны – тоже, о чем надо писать отдельную статью, которую можно начать с описания наскальных изображений священнослужителей (тенгричи) Древнего Алтая. Рисунки хорошо сохранились!
Еще деталь – архитектура храмов, тоже консервативный источник памяти. Даже внешне храмы «Степной» церкви отличались от тех, что строили потом в России. Никон запретил шатровые храмы. Почему? Староверы их называли
А если так, то понятно, почему в Степи были именно такие храмы – шатрами, они копия той горы… У ранних христиан, как известно, вообще не было храмов.
Больше того, становится понятна суть слова «алтарь» и почему запрещается входить в алтарную часть храма. «Алтарь» с тюркского переводится буквально: «алт» – «низ», «ор» – «восходить», иначе говоря, «приподнятый». Алтарь приподнят на ступеньку-другую, там – святая святых, место отдыха Тенгри. Заходил в алтарную часть храма лишь священнослужитель – слуга Господний.
Важно подчеркнуть, что традиция храмовой архитектуры сложилась, судя по археологическим данным, до новой эры. Фундаменты древних храмов, как правило, имели форму креста. Равностороннего креста! Традиция Алтая в Степи сохранялась долго. Например, верхняя часть здания храма в плане была восьмигранной. Купола складывались из восьми лепестков. Откуда это? От куреня (аила), который степняки строили восьмигранным. И от формы юрты… В алтайских приметах храмовой архитектуры легко убедиться.
Также заметны отличия и в иконописи, но о них чуть позже. Здесь же отметим: слово «икона» означает предмет и действие над ним. «Айконе» по-тюркски – «открывай душу» (дословно – «говори истинно»). Иконы – это атрибут религии Древнего Алтая, первыми их заимствовали буддисты (северная ветвь), потом христиане.
Отсюда бросающееся в глаза сходство в убранстве храмов и в некоторых обрядах этих религий.
А разве не наводит на мысли библейское понятие Эдем, христианский символ рая земного? Почему на средневековых географических картах он помещен на Алтае? Почему считался землей прародителей? Не возникает ли ощущение близости и даже идентичности мифической земли с географически реальным Алтаем, откуда пришли тюрки в Европу? Вопросы, вопросы…
Например, такой. Как Христос обращался к Отцу своему? Вспомните его последнее слово: «Элои!» – воскликнул он на кресте. Точно так взывали к Тенгри тюрки две с половиной тысячи лет назад.
Есть, конечно, и немало других следов «старой веры», те же куличи, крашеные яйца, новогодние елки… Однако уже не о том речь. Отступлением в первое тысячелетие до новой эры нам важно было показать глубину той духовной культуры, на которую замахнулся московский царь Иван IV, видя угасание Степи. Опричнина, узаконенная им, как свищ, истощала староверскую Русь: таинственные смерти, казни, измены, отравления превратились в будни московской жизни. К ним привыкли.
Митрополит Филипп, выходец из боярского степного рода, не мог смотреть на бессмысленное уничтожение народа и потребовал, «чтобы царь и великий князь отставил опришнину». Но духовный диалог не получился. В Успенский собор Кремля, где владыка вел службу, однажды ворвался царь «со всем своим воиньством, вооружен весь, наго оружие неся», то есть с обнаженным оружием вошел в храм. Черные кафтаны, черные шапки опричников, как туча, усиливали тягость грядущего. В ответ на обличительные слова митрополита царь в ярости ударил в пол посохом и завопил: «Я был слишком мягок к тебе, митрополит, к твоим сообщникам
Малюта Скуратов поставил в их споре точку – он задушил митрополита.
Царь думал, что избавился от влияния Степи. Но нет. Опричнина и даже убийство митрополита – это лишь попытки раскола старой Церкви. Однако еще не раскол. Щедро наградив иереев и монастыри, поддержавшие его в борьбе со свергнутым митрополитом, московский царь сильно переоценил себя, забыв, что сам смертный человек. Бог взыскал за невинную кровь – в муках умирал Иван Грозный, не оставив достойного наследника.
Поняв, что грубой силой в духовной жизни вряд ли что можно достичь (в конце концов, народ привыкает и к опричнине), Москва начала борьбу за церковную свободу, которая гарантировала Кремлю свободу политическую. Царь Алексей Романов первым из русских правителей отказался платить Орде дань, но вошел он в историю России не тем, что при нем кончилось татаро-монгольское иго, он вошел своими знаменитыми «приказами» и расколом Церкви. Отец российской бюрократии! Каких только контор-приказов не появилось при нем.
Чиновник с тех пор стал главным защитником престола и правой рукой царя.
Лишь Церковь не подчинялась ему, а только – Богу. Духовный «приказ» и решили создать, а кандидатуру для воеводы присмотрели вполне подходящую: в 1652 году патриархом стал Никон, человек своевольный, мечтавший о власти, а главное – низкого сословия и без образования. Через два года после избрания Никон объявил о церковной реформе. Велел исправить старые церковные книги, ввести новые обряды, чины. Иначе говоря, тихо, без крови и удушений, объявил старую веру как бы вне закона.
Наиболее важными его нововведениями были следующие:
1. Вместо двуперстного крестного знамения ввел троеперстное.
2. В старых книгах писалось и выговаривалось имя Исус, в новых книгах имя переделали на Иисус.
3. В старых книгах установлено во время крещения, венчания и освящения храма делать обхождение по солнцу. В новых книгах введено обхождение против солнца…
Всего же было шесть нововведений. Шесть! А много это или мало? В духовной жизни количественные оценки ничего не значат. Никон предложил новый канон, новые обычаи, значит, предложил новую Церковь, которую поставил во главу духовной жизни страны.
И тогда староверская Русь стала христианской Россией. Со Степью она разошлась, потому что начала молиться Сыну, а не Богу-Отцу.
Вот в чем был политический смысл церковного раскола. Москва, мечтавшая о лаврах «Третьего Рима», получала свободу действий, лишь став христианской. И пусть как угодно убеждают историки в том, что была церковная реформа, мол, исправляли ошибки, накопившиеся в священных книгах при их переписывании. Нет, нет и нет. Новый канон налицо, а в остальном убеждает уникальная работа Б. Кутузова (этот исследователь, имея доступ к книгам староверов, сравнил старые и новые тексты).
Получилось удивительное: «старые» тексты были точнее и глубже.
Кутузова можно обвинить в предвзятости, но известны работы других богословов, например, профессора Н. Д. Успенского, высказавшего то же мнение… Да, свои богослужебные книги староверы переписывали. Но как? Доверяя особым мастерам, чей дар считали священным. Любую описку, недосмотр, ошибку они приравнивали к греху.
В старинных книгах ошибок меньше, чем опечаток в типографских текстах, тогда о каких исправлениях шла речь на Соборе 1654 года? Приведем примеры из Псалтыри, обозначив старый текст буквой С, а новый – Н.