Без вести пропавшая
Шрифт:
Сама игра требует только элементарного знания арифметики, и не только не требует, но и не допускает, ни малейшей степени инициативы или оригинальности. Почти все игроки почти выигрывают; линия почти завершена, а карта почти заполнена. Да, Боги! Посмотри вниз и улыбнись еще раз! Давай, мой маленький номер, приходи! Я здесь, если только, если только, если только... И там женщины сидят, и надеются, и молятся, и оплакивают небольшой промах, и проклинают отчаянное невезение, и говорят, и думают «если только»...
Сегодня миссис Тэйлор села на автобус № 2 возле «Ритса» и приехала в Кидлингтон в 9.35 вечера; она решила зайти в паб.
В это же время, в 9.35 вечера позвонил Эйкам, чуть раньше, чем ожидалось. Ему повезло – дорога А5 в Таустер была пустой (сказал он) с хорошей ясной перспективой на последующие пять несложных часов.
Морс положил трубку. Он пришел к выводу, что допрос по телефону – занятие не более приятное, чем спринтерский бег в ластах.
Иного выбора не было: ему придется самому съездить в Кернарфон, чтобы... чтобы что? Была ли на самом деле вероятность того, что Эйкам не имел ничего общего со смертью Бэйнса? Если и была, то он выбрал довольно странный способ почти неизбежно привлечь к себе внимание. И все же... И все же имя Эйкама с самого начала ненавязчиво всплывало в основном русле дела, а вчера он увидел номер Эйкама в телефонной книжке на столе Бэйнса. Мм. Он должен поехать и посмотреть на него. Он должен был увидеть его раньше, как бы там ни было, Эйкам был центральной фигурой во всей этой истории в школе тем летом, когда она исчезла. Но... но вы не можете приехать в Оксфорд на конференцию и просто решить, что в это время убьете одного из ваших бывших коллег. Или можете? Кто вас заподозрит? В конце концов, он сам совершенно случайно узнал о визите Эйкама в Оксфорд. А если предположить...? Aх! В кабинете неожиданно похолодало, и Морс почувствовал себя усталым. Забудь об этом! Он посмотрел на часы. 10.00 вечера. Еще можно успеть выпить пару пинт, если поспешить.
Он подошел к пабу и протиснулся в переполненный бар. Сигаретный дым вился сизыми кольцами, высоко над головами, как утренний туман, а болтовня у стойки бара и за столами была хриплой и бесконечной, разговоры успокаивали своей непонятностью. Криббидж, домино и дартс и все доступные поверхности заставлены емкостями: кружки с ручками, стаканы (пластиковые и стеклянные), бокалы опорожненные и опорожняемые, чтобы снова наполнится славной, янтарной жидкостью. Морс нашел мгновенный разрыв у стойки бара и протиснулся несмело вперед. Пока он ждал своей очереди, он услышал, как игральный автомат (справа от бара) вызвонил случайные бессистемные дивиденды, и он перегнулся через стойку, чтобы рассмотреть игрока более тщательно. У игрального автомата сидела женщина, повернувшись к нему спиной. Но он знал ее достаточно хорошо.
Хозяин прервал новую и невероятную линию его мысли.
– Да, приятель?
Морс заказал пинту лучшего горького, прошел чуть дальше вдоль бара, и обнаружил, что стоит всего в нескольких футах позади женщины, игравшей на автомате. Она толкнула стакан по стойке.
– Еще один двойной, Берт.
Она открыла довольно большую кожаную сумку, и Морс увидел тяжелую пачку купюр внутри. Пятьдесят фунтов? Больше? Значит, у нее была счастливая ночь в «Бинго»?
Она не видела Морса – он был уверен в этом, – и он следил за ней настолько близко, насколько мог. Она пила виски и обменивалась слегка непристойными комментариями с некоторыми из завсегдатаев паба. А потом она засмеялась – грубым кудахтающим смехом, – и с любопытством и совершенно неожиданно Морс понял, что он находит ее привлекательной, черт побери! Он снова посмотрел на нее. Ее фигура была все еще хороша, и ее одежда сидела на ней хорошо. Да, реально она больше не была красавицей, он это понимал. Он заметил, что ее ногти обкусаны и сломанны; заметил, указательный палец правой руки, окрашенный в темно-коричневый цвет от никотина. Но какое, черт возьми, это имеет значение! Морс осушил свой стакан и купил еще одну пинту. Зародыш новой идеи, который укоренился в его сознании, никогда бы не вырос в эту ночь. Он знал, почему, конечно. Это было просто. Ему нужна была женщина. Но у него не было никакой женщины, и он перешел в заднюю часть комнаты и нашел свободное место. Он думал, как он часто думал, о привлекательности женщин. У него были женщины, конечно; слишком много женщин, возможно. И одна или две, которые все еще могли бы преследовать его в мечтах и привлекать его спустя годы с тех времен, когда дни были прекрасны. Но теперь листья падали вокруг него: почти сорок пять лет; не женат; одинок. И вот он сидит в дешевом кабаке, где жизнь состоит из пива, и педиков, и чипсов, и орешков, и игрального автомата, и... Пепельница на столе перед ним была полна отвратительных окурков и пепла. Он оттолкнул ее в сторону, проглотил остатки своего пива и вышел в ночь.
Он сидел в баре отеля «Рэндольф» с архитектором, пожилым человеком, говорившим пространно, светло и красиво, который всегда носил котелок, который изучал греческий и читал стихи на латыни, и который спал под железнодорожным путепроводом. Они разговаривали между собой о жизни, и, пока они беседовали, мимо – изящным, скользящим движением – прошла девушка, и заказала себе выпивку в баре. И архитектор подтолкнул своего молодого товарища и мягко покачал головой с задумчивым восхищением.
«Мой мальчик, как она мила, ты не находишь? Необычна, совершенно необыкновенно прелестна».
И Морс тоже чувствовал, как она красива и желанна, и все же у него не было слов, чтобы это выразить.
Повернувшись в профиль, она покинула бар, красуясь в дразнящем наклоне, очертившем ее груди под черным свитером. И полинявший архитектор, любитель классических поэтов, спящий под путепроводом, встал и обратился к ней с невозмутимой вежливостью, когда она проходила мимо.
«Моя дорогая юная леди. Пожалуйста, не обижайтесь на меня, да и на моего дорогого, юного друга тоже, но я хочу, чтобы вы знали, что мы находим вас очень красивой».
На мгновение взгляд недоверчивого удовольствия блеснул в подведенных глазах; а потом она засмеялась – грубым, кудахтающим смехом.
«Ну и дела, ребята, вы должны увидеть меня, когда я моюсь!»
И она положила свою правую руку на плечо архитектора, ногти ее были коротко обрезаны, и указательный палец был темно-коричневым от никотина.
И Морс проснулся в раннем свете холодного и одинокого утра, как будто какая-то призрачная рука коснулась его во сне.
Глава двадцать вторая
Морс был в своем кабинете с 7.30 утра.
Когда он был ребенком, для него зенитом земного блаженства было долго, нежась, лежать в постели. Но он был уже не ребенок, и судорожные приступы ночного сна оставляли его усталым и напряженым. Его мысли, пока он сидел за столом, захватили навязчивые идеи, а его способность концентрироваться временно покинула его. Раннее появление в офисе имело легкий терапевтический эффект, по крайней мере, у него было время почитать. Лидеры сверхдержав договорились встретиться во Владивостоке, а экономика продолжила сползание к неизбежной катастрофе. Но Морс не дочитал статью. Его все менее интересовало состоянии нации, приезды и отъезды сильных мира сего. Это были трусливые умонастроения, он знал это, но не видел в этом ничего предосудительного. Он считал, что не очень разумно знать слишком много о некоторых вещах, а он, видимо, стал особо восприимчив к самовнушению. Даже случайного напоминания о том, что нервный срыв был не редкостью в нашем обществе, было не достаточно, чтобы убедить его в том, что он, наверняка, не попадет завтра в психиатрическую больницу. В последний раз, когда он напрягся, чтобы прочитать статью о причинах коронарного тромбоза, он обнаружил у себя каждый из основных симптомов и сам впал в состояние продвинутой паники. Он никогда не мог понять, почему врачами могут быть кто угодно, даже гипер ипохондрики, и, как предполагалось, возможно, они ими и были. Он развернул последнюю страницу «Таймс» и вынул ручку. Он надеялся, что кроссворд будет настоящей занозой этим утром. Но он не был. Девять с половиной минут.
Он взял лист бумаги и начал писать, и продолжал писать, когда через час зазвонил телефон. Это была миссис Льюис. Ее муж был в постели с высокой температурой. Грипп, решила она. Он был полон решимости пойти на работу, но ее собственные мудрые советы победили. И к неудовольствию мужа, она позвонила врачу. Морс, посочувствовав, дал высокую оценку действиям доброй леди и предупредил ее, что упрямцу, в любом случае, будет лучше сделать, как она ему сказала. Он попытается позвонить по телефону немного позже.