Шрифт:
ГЛАВА 1
Бывает ли утро добрым?
Вопрос риторический. Скорее всего, ответ будет следующим: кому как и смотря, что за обстоятельства предшествовали началу этого самого утра. Конечно, его добрости не способствуют те факты, что будильник не прозвонил вовремя, тапочки потерялись – хотя вот тут, возле кровати стояли, кофе выкипел да так, что плиту теперь хрен отмоешь, на голове страусиное гнездо, а перед выходом вдруг обнаруживается, что у телефона села батарея. Однозначно, начнешь подозревать, что день не задастся.
Но у неё все по-другому. Она спокойно просыпается, встречая льющийся из окна свет раннего утра. Сладко потягивается и не спеша встаёт с постели. Тапочки искать не нужно. Их попросту нет. Босые ступни мягко ступают по деревянным половицам и домотканым половикам. А на столе исходят ароматами блинчики с медом и душистый травяной чай. Она подходит к окну. Крыльцо тонет в свете раннего утра, и широкие ступени манят присесть с чашкой в руках. Лёгкий порыв ветра – и толстый расписной ставень тихонько хлопается о стену.
Хлоп! – и вот оно, совсем недоброе доброе утро! Реальность вырвала из сна очередным звонком будильника…
Говорят, его придумал Сатана, чтоб уже с утра зарядить раздраженных от недосыпа людей на злостности. Встала она, кряхтя, тут же споткнулась о тапки, чертыхаясь, побрела в ванную. Зубная паста вместо заявленной на тюбике свежести поселила во рту горько-кислый привкус. Уставшие от рутины и одинаковости дней глаза в обрамлении тёмных кругов равнодушно смотрели на неё из зеркала. Позавидовала себе той, из сна. Захотелось обратно: к теплоте летнего утра, к ощущению спокойствия и уюта. Приснится же такое! Тем более кому? Ей!
Приведя себя в порядок, насколько возможно было это сделать за отведенных пять минут, вышла из ванной. Кофе снова выкипел. Налила в чашку слишком крепкий сегодня напиток, в сердцах швырнула турку в раковину. Времени мыть её и оттирать плиту все равно не было. Давясь получившейся горькатиной, тоскливо смотрела в окно.
Погода дрянь. Шквальный ветер трепал ветки деревьев и раздувал полы пальто спешащих на работу людей. Сейчас и она вот так вот, ежась и кутаясь в растянутый снуд, побежит, прыгая сайгаком через лужи до ближайшей остановки. Чтобы сжатой со всех сторон безликой толпой трудяг в тёмной межсезонной одежде добраться до любимой работы и, натянув на лицо каменное выражение, заниматься тем, до чего мозгов хватило в этой жизни.
–Опять опоздала?
–Автобус из-под носа ушёл.
Оправдываться совсем не хотелось, но привычка брала своё. Натянув рабочую одежду, взяла свой инвентарь и стала, как говорится к станку, а номинально к полу, который уже успели затоптать работники офиса, приходящие на полчаса раньше.
–Лик, ты че такая смурная?
Напарница спросила, а сама, не дожидаясь ответа, уже вовсю сплетничала с подружкой на тему того, почему Надьку, которая убирается на нижних четырёх этажах, раньше оправили в декрет.
–Да так…
Вопрос был риторический, и ответ получился таким же. В никуда. А что скажешь? Что жизнь пуста? Что существуется в ней так: сикось-накось, одинаково и серо изо в день? Ни родных, ни близких, ни друзей. За плечами детдом, недостающий балл при поступлении в институт, потому приходится учиться платно, едва наскребая на то, чтобы оплатить учёбу. Сиротам скидки, конечно. На остальное нужно зарабатывать. А еще есть комнатуха в ведомственном доме и тонны одиночества вперемешку с усталостью от жизни. Нет, не скажешь этого. Да и кому интересно?
У всех своя жизнь, семьи, заботы. И никому нет дела до мышино-серого существования маленькой, никому незаметной уборщицы, драящей полы в офисном семи этажном здании. Работа та ещё. Копеечная зарплата тает быстро после того, как львиную долю она отдаст за жильё. Ни приятностей, ни подарков себе любимой в виде косметики и красивого платья, Лика позволить не может. Многого не может себе позволить.
Да и не нужно ей. Девушка привыкла к минимуму ещё во времена детдома. К минимуму личного пространства, вещей, друзей, внимания… Мрак и безнадежность – этими двумя словами можно как нельзя точно охарактеризовать её существование. Вернее можно было, пока…
–Пока ты тут полы свои трешь, внизу такое!
–Что такого может быть внизу?
Устало разогнув спину, Лика посмотрела на напарницу. Та была не в меру оживлена, глаза блестят, волосы выбились из прически.
–Что-что? Вот иди и посмотри. Кулема! Быстрей давай, а то фиг что достанется.
–Я вообще то домой собиралась пораньше. Сейчас домою и переодеваться пойду.
–Да кто тебя там ждёт? Дома то? Бросай свою швабру и дуй вниз! – Напарница почти силой вырвала из её рук тряпку и подтолкнула к лифтам. – Лик, ну я с тебя не могу: прям спящая царевна. Давай: ножками, ножками! Да пошустрей!
Лика равнодушно нажала приветливо светящуюся кнопку вызова лифта и тут же услышала мерное жужжание в шахте. Через пару секунд кабина раскрыла своё металлически сверкающее нутро с зеркальными вставками. Лика не любила лифты. Не то чтобы страдала клаустрофобией, просто ей не нравилось, когда направляясь куда-то, не можешь резко поменять свои планы. То людей слишком много – не выйти там, где хочешь. То в затылок кто-то дышит – и выходишь раньше, лишь бы побыстрее вырваться из тесно прижатых друг к другу почти одинаковых пиджаков, портфелей и причин утреннего раздражения. Потому девушка предпочитала передвигаться исключительно по лестнице.
Ещё до того, как в кабине открылись двери, Лика услышала усиленные эхом большого помещения звуки музыки, искаженный микрофоном голос и всеобщий галдеж. Так не свойственный тем, кто приходит в это здание с деловитым видом по утрам и выходит вечером измотанный, но такой же напускно-самодостаточный.
Лифт остановился, и девушка шагнула из кабинки прямо в просторный многоуровневый холл, пол которого выложенный светлой глянцевой плиткой, отражал высокий потолок вместе с рассеянными тут и там дизайнерскими лампами. К фонящему от близости колонок голосу, слишком громкому и какому-то неестественно жизнерадостному прибавились аплодисменты и довольные выкрики, усиленные одобрительным гулом. И тут в памяти Лики всплыло объявление начальницы, которое она сделала во вторник: