Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше
Шрифт:
В зале хохочут, я тупо улыбаюсь и чувствую, как у меня горит лицо.
«Мои поздравления!» – говорит Беньямин и фыркает.
«Но это и самая важная тема, – а поэтому вы получаете на нее больше всего времени», – говорит профессор, после чего смех быстро стихает.
«Все остальные темы идут явно раньше этой, а тем, кто не желает здесь получить зачет… – он бросает так, чтобы все видели, список присутствующих в корзину для мусора, – я рекомендую капучино в психологическом кафе. А вы, господин Мёллер, зайдите после лекции прямо ко мне за литературой, ладно? Ну, кто еще?»
«Подхалим!» – тихо говорит Беньямин.
«Тогда уж честолюбец», – шепчу я в ответ.
«В следующий раз можешь садиться в первый ряд!» «Даже если и сяду, ну и что?»
«Или можешь носить его портфель».
«Вот это делают только
«Или дверь придерживать».
«Это я делаю только для феминисток, которым это не нравится. – Я поворачиваюсь к Беньямину. – Извини, старик, что я в виде исключения чем-то впрямь заинтересовался…»
«О, господин профессор! – говорит он громко: – Ваша лекция была жутко интересна!»
«Ну, так возьми же теперь… и тему доклада!»
«Ты спятил? – Он допивает свое новомодное пойло. – Не выступать же перед тремя сотнями людей!»
«Гм, ладно. – Я мысленно представляю, как стою за кафедрой и смотрю примерно в шестьсот глаз, и при этом у меня учащается пульс. – Об этом я как-то не подумал…»
Когда распределение докладов заканчивается, профессор продолжает развивать свою мысль.
«Сначала я хотел бы представить вам три основных гипотезы, которые психолог и лингвист Стивен Линкер в своей книге “Чистый лист”… – он высоко поднимает толстый том, – характеризует как три наиболее роковых ошибки мышления, прокравшиеся в наше самосознание: чистый лист, благородный дикарь и дух в машине».
«Ты никак записываешь?»
«Делаю себе заметки для доклада, а что?»
«“О tempora, о mores!” [24] – Беньямин ерзает на своем складном стуле. – А в Бергхайне [25] уже вот-вот суббота начнется, как ты?».
«Да-да, тише ты!»
«Идея чистого листа – знаменитой чистой доски, tabula rasa, – продолжает наш профессор, – следует из того факта, что мы, люди, рождаемся в этом мире без какого-либо врожденного умственного содержания. – Он качает головой. – Но, как мы впоследствии узнаем от господина Мёллера, реальность абсолютно этому не соответствует! Уже ДНК спермы и яйцеклетки наших родителей содержит информацию о том, по какому типу мы сможем… – говорит он и поднимает указательный палец, – развиваться! А в течение беременности гормональное влияние матери на процесс роста нашего мозга настолько сильно, что мы рождаемся в мир уже настоящими личностями!» – Он распростирает руки.
24
«О времена, о нравы!» (лат.)
25
Берлинский ночной техно-клуб.
«Как будет в конечном счете выглядеть картина нашей жизни, этот вопрос остается пока открытым, однако рамки этой картины уже предопределены генетическими предпосылками и всем пренатальным развитием. И, пожалуйста, спросите себя сами: что дурного или проблематичного в этом знании? Весь бихевиоризм – педагоги, внимание! – основан на той идее, что из каждого человека можно сделать все что хотите!» – Он хлопает себя по лбу.
«Вот Генри Форд сказал, что если вы дадите ему какого угодно ребенка, то, имея необходимое время и необходимые средства, он сделает из него специалиста в какой угодно области. Простите за выражение, но на этой глупости до нынешнего дня покоится наша школьная система! Одинаковые учебники для всех, потому что все люди с самого своего рождения, мол, одинаковы! Одинаковые экзамены, одинаковые критерии оценки, одинаковые расписания занятий – что это в свете сегодняшнего научного знания, если не полный абсурд? Я хочу показать вам кое-что…»
Он вставляет слайд в проектор. На нем мы видим рисунок учителя старой школы, его учительский стол стоит перед деревом, возле которого находятся птица, обезьяна, слон, пингвин, собака, а рядом с собакой – стакан с золотой рыбкой. На облачке с текстом учителя значится: «Из соображений корректного поведения задача для всех одна и та же: залезть на дерево».
Многие студенты смеются.
«Кто сейчас смеется, тот, видимо, не слишком много учился, – говорит профессор Петерсен с усмешкой, – ибо это – излюбленный прием всех преподавателей, которые хотят проиллюстрировать бессмысленность так называемых равных возможностей. Эту идею, конечно, важно подвергнуть сомнению, но гораздо важнее усомниться в том образе человека, который лежит в ее основе! Предположение, будто все люди принципиально одинаковы, не выдерживает никакой критики!»
Он снова встает за кафедру, перебирает бумаги, извлекает слайд из проектора и делает глоток воды – и тем самым дает нам возможность на минуту задуматься над его словами. Или взять на заметку то, что может потом пригодиться.
Сначала я впечатлен его пафосом, но последняя его фраза кажется мне несколько неудачной. Да и Беньямин качает головой.
«Ну, супер! Если все мы, люди, не одинаковы, – говорит он, – то и обращаться с нами можно по-разному – дискриминация, here we come [26] !»
26
Вот до чего мы дошли!» (англ.)
«При этом, разумеется, нам следует помнить одно, – профессор строго и опять подняв указательный палец, смотрит в зал: – Мы, люди, не все одинаковы, но все равноценны! – раздается из динамиков. – Это, возможно, самая важная формула, с помощью которой можно осознать, что мы, люди, имеем от природы разные сильные и слабые стороны, симпатии и антипатии. Как они развиваются – это, в конечном счете, вопрос социализации, и тут нам требуется справедливая система социального устройства! Но, к сожалению, даже наши школы не способны компенсировать социальные различия, совсем наоборот – они даже усиливают те неравные условия, которые каждый ребенок приносит с собой из дома. Но это и неудивительно! – говорит он опять громко. – Ложный образ человека приводит к неправильной политике! Разорвать цепи социальной несправедливости – это прежде всего задача социальной и образовательной политики! И перестроить наши школы мы сможем, только если перестроим свое мышление. – Он возвращается к кафедре. – Мы воздадим людям по справедливости лишь тогда, когда признаем, что они разные».
Он снова отпивает глоток воды и дает нам минуту для конспектирования. И у меня при этом возникает вопрос: действительно ли наша школьная система столь несправедлива? Все ли школьницы и школьники в Германии имеют возможность успешно окончить школу и избрать профессию, которая соответствовала бы их силам и представлениям – пускай даже теоретически?
Однако мне придется заняться этим в другой раз, так как профессор Петерсен переходит ко второй ошибке мышления.
«Идея “благородного дикаря”, как это называет Стивен Пинкер, опирается на гипотезу, непосредственно происходящую из первой ошибки, но вводящей в игру еще одно измерение, а именно: человек с неисписанным листом сознания принципиально хорош, и только мир превращает его в дурное существо. – Он делает гримасу. – Согласно христианским представлениям, мы приходим в мир как грешники, и что именно это означает для человеческой психики – нам хорошо известно; впрочем, это не является нашей темой. Идея благородного дикаря проблематична по двум причинам: она не соответствует реальности и исходит из существования добра, которое противостоит злу. При всем уважении, с такими конструктами, как добро против зла, мы можем, вероятно, понять “Звездные войны”, или Гарри Поттера, или даже Библию, однако они не имеют ничего общего с реальностью!»
Если бы я засмеялся, то для остальных это выглядело бы весьма комично. А профессор Петерсен расхаживает по своей сцене.
«Конечно, бывают действия, которые этически предосудительны, и, значит, их нужно запрещать, ибо они ограничивают либо нарушают права других живых существ, однако абсолютные категории добра и зла относятся к кинофильмам или святым писаниям и не имеют ничего общего с порядочной наукой или философией!»
«А ты случаем не религиозен?» – тихо спрашивает Беньямин.