Бездна Челленджера
Шрифт:
И хотя я понимаю, что это может стоить мне еще одного клейма на лбу или чего похуже, но не могу не заметить:
— Извините, но разве эти два вымышленных персонажа когда-либо встречались?
— Еще как, парень! — отвечает капитан гораздо терпеливее, чем я ожидал. — На самом деле, они успели подружиться, и это часть проблемы. Но легенда не столько о них, сколько об их великих врагах. На «Наутилус», легендарную подводную лодку, несшую Немо больше двадцати тысяч лиг, бесконечно нападал гигантский кальмар, задавшийся целью ее потопить. Спасаясь от кальмара, «Наутилус» повстречал «Пекод», на
Попугай только присвистывает, то ли в знак неодобрения, то ли восхищаясь гибкостью рассказа.
— Как бы то ни было, — продолжает капитан, — Немо вытащил Ахава из воды, они немедленно поняли, что сойдутся во взглядах, и плавали на подводной лодке, пока не доплыли до Зеленого моря, и жили долго и счастливо до конца дней своих. — Договорив, он делает паузу, ожидая аплодисментов, и, не получив их, продолжает: — А вот их чудища ничего такого друг в друге не нашли. — Капитан разводит руки в стороны и выпучивает глаз. — Они были огромны, белый кит и гигантский кальмар. Оба — ужасные капризы природы, но противоположные по духу. Импульсивен и странен был кальмар, окрашивавший воду морскую чернилами. Восьминогое порождение хаоса отвергало всякую логику. Кит, напротив, воплощал в себе разум и благопристойность. Его огромный мозг владел эхолокацией и мог измерять расстояние и размер. Он знал о мире все, что стоило знать, а кальмар ничего не видел дальше своего чернильного облака. Неудивительно, что они друг друга невзлюбили.
Капитан стучит кулаком по столу с такой силой, что все мы подпрыгиваем, а попугай заполошно хлопает крыльями, так что даже лишается нескольких перьев.
— Великие мореходы никогда не должны покидать своих чудовищ! Теперь из-за этой беззаботной парочки их враги обречены биться друг с другом до конца времен, с каждым годом ярясь все сильнее! — Капитан всматривается в каждого из нас по очереди и добавляет: — Есть вопросы?
Мы только переглядываемся. Конечно, вопросов у нас много, но никто не хочет их задавать. Наконец повелитель костей опасливо поднимает руку и произносит:
— И?
Капитан делает глубокий вдох и в изнеможении выдыхает — по каюте как будто проносится порыв ветра.
— Суть рассказа в том, что мы не должны искать свободы от наших чудовищ. Нет, мы должны освободиться от чего угодно, кроме них. Должны кормить их и в то же время бороться с ними, покорившись одиночеству и потеряв всякую надежду спастись.
Девочка в жемчужном ожерелье согласно кивает:
— Я поняла.
Но я настолько не могу с этим смириться, что вслух возражаю:
— Это не так!
Все взгляды устремляются на меня. Кажется, к оценке у меня на лбу скоро прибавится минус.
— Объяснись! — ревет капитан. Да, это предупреждение, но я не собираюсь ему следовать.
— Если два морехода смогли избавиться от своих врагов, значит, они достойны обретенного ими покоя, избавления. А монстры… достойны друг друга.
Никто не шевелится. Только попугай чистит перышки. Я осознаю, что он горд за меня. Меня раздражает, что я придаю этому значение.
Терпение капитана кончилось. Он похож на вулкан перед самым извержением.
— Матрос Босх, твоя дерзость уступает разве что твоей глупости!
Тут мне на помощь приходит штурман:
— Глупость-глобус-шнобель-Чернобыль. Сэр, не превращайтесь в атомную бомбу, команда не выдержит радиации!
Капитан задумывается над его словами и выпускает пар еще одним разрушительной силы выдохом:
— Личное мнение, матрос Босх, оно как наводнение, — говорит он. — На море ему не место. — Он щиплет меня за нос, как нашкодившего ребенка, и отпускает нас.
< image l:href="#"/>Как только мы выходим на палубу, штурман принимается упрекать меня:
— Когда ты уже научишься уму-разуму? Или ты идешь в ногу с капитаном, или ты идешь по доске. А она будет медная и даже не спружинит, если ты соберешься красиво прыгнуть в воду!
Мне приходит в голову, что я уже видел прыгунов, но ни разу не замечал той самой доски. Оглядев палубу, я замечаю: вот она, нагло торчит из борта, как средний палец. Я не удивляюсь, что доска появилась, как только о ней вспомнили. Я уже научился ничему здесь не удивляться.
Перед тем, как мы расходимся по каютам, ко мне подходит синеволосая девочка. Каждый раз, когда я возражаю капитану, она начинает уважать меня чуточку больше.
— Готова поспорить, у капитана тоже найдется свое чудовище! — говорит она. — Как думаешь, мы когда-нибудь с ним столкнемся?
Я поднимаю голову: попугай как раз летит на верхушку грот-мачты.
— По-моему, оно уже тут.
82. В глотке у провидения
Посреди ночи незнакомые мне матросы проникают к нам в каюту и тащат меня чистить пушку. Понятное дело, в наказание за споры с капитаном. Я пытаюсь вырваться, но все тело превратилось в резину, так же как корабль в медь. Мои конечности растягиваются и гнутся под неестественными углами, не давая мне ни стоять на ногах, ни защищаться. Я пытаюсь отбиваться, но руки болтаются, как лапша.
Через темный люк мы спускаемся туда, где ждет пушка.
— Каждый должен ее почистить хотя бы раз за плаванье, — говорят мне. — Ты будешь делать это, хочешь ты того или нет.
Здесь мрачно и воняет смазкой и порохом. Ядра лежат кучками, а в центре стоит пушка, настолько невозможно тяжелая, что под ее весом прогибаются медные доски. Ее черная пасть даже страшнее капитанского глаза.
— Красавица, а? — произносит артиллерист — тот самый седой, мускулистый, обветренный моряк с оскаленными черепами на руках.
Рядом с пушкой стоит ведерко политуры с тряпкой. Резиновыми руками я окунаю тряпку в ведро и начинаю размазывать его содержимое по пушечному стволу, но артиллерист хохочет:
— Не так, дурень, — и отрывает меня от земли: — Чистить нужно не снаружи.
К его смеху примешивается чей-то еще, и на мгновение мне кажется, что в комнате спрятались другие матросы. Но нет — смеются черепа-татуировки. Они на дюжину голосов каркают:
— Сунь его внутрь! Затолкни его туда! Впихни его в пушку!