Бездна под ногами
Шрифт:
– Если всё так, как вы говорите, то она сама себя защитить сможет, могу только пожелать вам удачи, – ответила моя мама и ушла.
Со мной мама обсуждать ничего тогда не стала, она понимала, что я подслушала весь разговор с классным руководителем. Мне хотелось услышать от близкого человека слова поддержки, совет, но мама просто промолчала и сделала вид, что всё нормально.
С тех пор бездна меня не покидала: она то увеличивалась до таких размеров, что, казалось, уже неизбежно быть ею поглощенной, то уменьшалась, что даже и не вспоминала про нее.
Школу
– Марина, что по жизни планируешь делать? В универ-то поступать будешь? – неожиданно обратился ко мне один из одноклассников.
Я застыла даже сначала: уже пару лет никто ко мне не обращался, все сторонились, а тут прямой вопрос ко мне, да ещё и при свидетелях. Наступила странная тишина – все ждали, а что же дальше.
– Я поступлю в институт, стану врачом, пойду работать в больницу, выйду замуж, рожу двоих детей, рано стану вдовой, и тогда ты мне позвонишь и предложишь встречаться, – ответила я.
Зачем я так сказала, сама не понимала, но, говоря это, искренне верила в свои слова, будто знала, что так оно и будет.
– Нормально у тебя так с фантазией! Ты чё, таблы, что ль, какие пьешь? Поделись, и мы тоже расскажем про свое будущее, – посмеялся Гриша, тот парень, который задал мне вопрос.
– Я и без таблов нормально фантазирую, чего и вам желаю. Жаль, не у всех из вас есть будущее, некоторые последний год живут, ну ладно, мне пора, – ответила я и практически бегом выбежала из школы.
«Марина, что ты несёшь, зачем ты такое людям говоришь, и так ты странная для всех, теперь вообще психованной посчитают», – злилась я на себя и никак не могла успокоиться.
Никто не верил, что я смогу поступить в медицинский институт. Мама прямо сказала, что денег на учебу у нас нет, так что или я поступаю на бесплатное, или иду работать. Я прекрасно понимала, что попасть на бесплатное в медицинский крайне сложно, нужно набрать фактически максимальный бал. Я, конечно, хорошо училась в школе, но не настолько, чтобы быть уверенной в своих силах. Однако я просто знала, что поступлю, я не могла этого объяснить, просто знала, и всё.
Мама давно привыкла к моему странному замкнутому характеру и предпочитала не лезть ко мне с расспросами. Так что я в назначенный день пришла на вступительный экзамен в институт, прошла в аудиторию и ждала своей очереди, чтобы вытянуть билет. Народу было целое море, все переживали, суетились, стоял гул до тех пор, пока не вошли экзаменаторы, тогда уже воцарилась торжественная экзаменационная тишина. Секретарь шла по рядам со стопкой билетов и предлагала вытянуть каждому любой. Когда она подошла ко мне, у нее из стопки выпал билет, она на него нечаянно наступила. Я наклонилась и подняла его. На предложение заменить его, я сказала:
– Оставьте, он сам меня выбрал.
Секретарь посмотрела на меня удивлённо, но ничего не ответила, просто продолжила свою работу.
Билет оказался для меня простым, все темы я знала очень хорошо, так что написала всё подробно и с примерами. Я осталась довольна и была уверена в хорошем балле. В день вывешивания списка поступивших, мама спросила меня:
– Почему ты не идёшь в институт, сегодня же списки повесят, хоть узнаешь, поступила или нет, надо же определяться уже с твоим будущим.
– Я знаю, что поступила, меня зачислили в первую группу, попозже поеду, когда расписание занятий будет известно, – спокойно ответила я.
– Ты порой меня пугаешь, не пойму, откуда в тебе это. Ладно, я после работы заеду посмотрю списки сама, – сказала мама и лишь печально покачала головой.
Я чувствовала себя неуютно, я была для неё проблемой, бедовым ребенком, вроде как не хулиганила, но заставляла ее нервничать из-за своего характера.
В институте учеба мне давалась с трудом, теория была явно не моим коньком, но в практике я могла полностью развернуться. Стоило мне увидеть пациента, как я моментально понимала что с ним не так и как это исправить. Преподаватели вскоре начали меня называть ходячим МРТ и периодически устраивали мне проверки разного вида, чтобы понять, как это я проделываю, не хитрю ли.
В больнице я пропадала сутками, мне нравилось помогать людям, а когда у меня ещё и получаться стало, то я будто бы не уставала даже, а наоборот набиралась сил от каждого выздоровевшего пациента.
***
Коллеги -врачи приглядывались ко мне сначала с недоверием, потом с удивлением, которое быстро перешло в чувство страха: меня снова боялись, но уже иначе – бойкотов никто не объявлял, даже общались сдержанно вежливо и при крайних случаях с пациентами могли и совета попросить, но на вечеринки не звали, и в целом, на другие темы, кроме работы никто не пытался со мной заговорить.
– Мариночка, вы умница, таких талантливых врачей очень мало, но поймите меня правильно, я не могу назначить вас заведующей отделением, вы, как личность, крайне асоциальны, вас же боятся, не самая лучшая психологическая атмосфера воцарится при таком руководителе. Вы уж меня простите великодушно, – в сотый раз пытался извиниться главный врач больницы.
Это происходило каждый раз, как увольнялся очередной заведующий отделением, и главному врачу вновь приходилось подбирать кандидатуру на эту должность. Почему-то никто не приживался заведующим, выдерживали не больше полугода и сбегали. Причина лично мне так и не была понятна.
– Степан Григорьевич, вы же знаете, что я не хочу быть заведующей, так что не переживайте по этому поводу, я лучше пойду к пациентам, с вашего позволения, – каждый раз я отвечала одно и то же главному врачу больницы.
А что мне ещё оставалось сказать? Я и правда не горела желанием заниматься административной работой, меня всё устраивало и так.
– Марина, почему вы за все эти годы ни разу не спросили, почему вас боятся? – вдруг задал вопрос Степан Григорьевич, когда я уже практически была у двери его кабинета.