Бездна. Дилогия
Шрифт:
— Казимир — это друзья, не стоит их бояться. Пусть парень отойдёт, не волнуйся, он не будет стрелять.
Длинная борода заволновалась, а обширный живот начал дико трястись. Всё это сопровождалось мощным утробным звуком, в котором я с некоторым трудом, опознал обычный хохот. Незнакомец, продолжая смеяться, начал отступать назад, до тех пор, пока я не оказался вне досягаемости его мощных конечностей. Но это меня не очень успокоило — я уже заметил, с какой быстротой и лёгкостью перемещается этот гигант. Продолжая держать палец на спуске, я попятился за спину Теодора, неотрывно глядящего на гостя.
Неожиданно произошло нечто, вынудившее меня отпрыгнуть назад: бородач на огромной скорости ринулся вперёд, вытянув перед собой свои огромные ручищи. Теодор бросился ему навстречу, и я понял: сейчас начнётся натуральное мордобитие. Гм, я ошибся. Вместо этого они обняли друг друга, прижимая с такой силой, что трещали протестующие кости. Объятия продолжались так долго, словно Теодор и тот, кого он назвал Казимиром, вросли один в другого. Мне было видно бородатую физиономию незнакомца и с огромным удивлением, я заметил, как растительность на его лице пропитывается влагой.
— О-ох, блин! — сказала Вобла, при помощи Зверя поднявшаяся на ноги, — как лошадь копытом…Мозги всмятку.
— Голова не кружится? — поинтересовался Зверь, с интересом рассматривавший обнявшихся мужчин.
— Вроде бы нет, — женщина потрясла означенным органом, — но рог будет на весь лоб. Что это за крендель?
— Хрен его знает, — Зверь пожал плечами, — вон, у Емели поинтересуйся.
А я, глядя на пришельца, начал догадываться. Что-то было в его лице, что-то напоминающее нашего предводителя. Борода, естественно, скрывала почти всё, но кое какие черты можно было рассмотреть и через эту растительность. Я бы сказал, что Теодор встретил какого-то родственника, скорее всего — брата.
— А, охраннички хреновы, — проворчал Зверь, уставившись на дверь, — если бы не вы, нас могли бы и врасплох захватить.
— Меньше трынди, Зверь, — пробормотал Круглый, угрюмо потирая подбородок, — ты не видел, как этот гад двигается. Во-первых, он спрыгнул с потолка прямиком на Шведа, а пока я поворачивался, он успел подскочить и врезать мне по челюсти. Ну, пристрелить его?
— Начальство не разрешает, — сказал Зверь и съехидничал, — вам же Утюг приказал его слушаться. Вот и слушайтесь.
— Брат! — прохрипел бородач сдавленно-восторженным голосом, — братец, братушка!
— Казимир, — похожим тоном сипел Теодор, — не думал, будто ещё свидимся! Прости, что оставил тебя! Поверь, не было и дня, когда я не винил себя за это. Казимир, как я рад!
Ну вот, теперь хоть стало понятно, кто нам встретился. Неясным оставалось только, откуда у нашего предводителя объявился родственник, в таком сумасшедшем месте. А братья продолжали хлопать друг друга по спинам, время от времени прерывая это занятие, чтобы выдать очередную порцию фраз из индийского фильма. Наконец Теодор вытер рукавом бушлата мокрое, от слёз, лицо и вынул из кармана бушлата плоскую флягу, похожую на ту, из которой я угощался вместе с Круглым. Предводитель, не говоря ни слова, протянул флягу своему брату, но тот так же молча, отстранил её.
— Не стоит, — сказал он рокочущим голосом и погладил крест, висящий на груди, — ты не поверишь, Теодор, но пребывание в этом проклятом месте очистило меня, как ничто не смогло бы.
Теодор изумлённо покачал головой.
— Откровенно говоря, — сказал он и с сомнением взглянув на флягу, спрятал её, — я не думал, будто кто-то, проведя здесь столько времени, сумеет сохранить здравый рассудок. Когда я обнаружил эти записки, — он указал рукой на пачку чёрных листов, — то несказанно обрадовался, сообразив, что их оставил именно ты. Но их содержание…Признаюсь, хоть я и спорил со своими людьми, однако ожидал встретить тебя с помутившимся разумом.
Казимир коротко хохотнул и сделав два широких шага, присел на своё каменное ложе, небрежно сдвинув записки в сторону. После этого, повинуясь приглашающему жесту Теодор присел рядом с братом. В огромной лапище бородача возник гигантский кубок, размерами больше напоминающий вазу, для цветов и вырубленный из цельного куска блестящего камня. На нас Казимир принципиально не обращал внимание, словно в комнате, кроме него, находился один его брат. Теодор принял кубок и сделал осторожный глоток. На его лице мелькнуло удивление пополам с удовольствием, и он ещё раз приник к каменному сосуду, с трудом оторвавшись от этого, повторного глотка.
— Неужели тот самый источник? — спросил он, неохотно расставаясь с кубком, — он очень долго снился мне. Этот вкус и запах…
— А ты ещё предлагал мне свою мерзопакость, — Казимир приложился к бокалу и отставил его, — странно представить, что в этом Богом забытом месте, можно найти нечто, столь явно принадлежащее деяниям его, но это так. Правда, чтобы проложить путь к источнику мне пришлось пробить гранитную стену. Но, сам понимаешь, время на это у меня было.
— Да уж, — Теодор покрылся багровыми пятнами, — если бы я не был убеждён в твоей гибели — не ушёл бы никогда в жизни. Не понимаю, как тебе вообще удалось уцелеть.
— Господь — всеблаг! — Казимир потёр ладонью широкий лоб, — давно это было, помнится уже с трудом. Стена рухнула аккурат за спиной, а один из камней угодил в затылок. Когда пришёл в себя — начал кричать, но безрезультатно.
— Мы пытались рыть завал, — Теодор приложил ладони к груди, — но он оказался слишком велик, а мы торопились. Ты же должен понять…
— Я не держу обиды, — спокойно ответил Казимир, пряча улыбку в недрах своей необъятной бороды, — когда я сказал, что очистился — то сказал тебе истинную правду. Тело моё освободилось от терзавших его желаний, а разум — от постыдных страстей. Кстати, почему ты скрываешь свой крест? В подобном месте он должен быть на виду!
Теодор печально улыбнулся и провёл ладонью по груди, то ли нащупывая крест, то ли просто машинально.
— Многое изменилось, Казимир, — сказал он, негромко, — прошло столько времени. Возможно тебе это и неведомо, но с момента нашего путешествия прошло более ста лет. Больше ста лет ты провёл в Бездне.
Этот разговор был интересен сам по себе и поначалу я просто не врубился в сказанное. И только когда Зверь изумлённо крякнул до меня, наконец, дошло. Сто лет один из братьев провёл в этих катакомбах, в то время как другой, оставив его здесь, столько же времени прожил на поверхности. Это — шутка? Почему тогда никто не смеётся и даже не улыбается?