Бездна. Дилогия
Шрифт:
— Благодаря полученной информации мы смогли конкретизировать опасные факторы. — Хробанов перешёл на терминологию заправского лектора и я тут же начал зевать, — Посему было принять решение отказаться от научных изысканий и сосредоточить усилия на добыче образца Потока. Каждому участнику выдадут специальный герметичный контейнер.
Я зевнул ещё раз. Следом — Паша, а Диана, как я заметил, сдерживалась из последних сил. Интересно, на кой хрен Сергей Николаевич жуёт эти сопли? Ну, дали бы этот самый контейнер и вперёд — на баррикады.
— В связи с
М-да, цены за променад по адским кущам значительно возросли с прошлого раза. Эдак, если кто-то выживет, а Утюг ещё продолжить хрюкать, то третья ходка окажется окажется весьма прибыльным делом. Вот только, как дожить до этого самого третьего раза? Да и Утюгу недолго осталось коптить небо…
— Более подробный инструктаж получите перед самым входом в Бездну, — почему-то Хробанова начинало натурально корёжить при попытке произнести что-то, типа: «Ад», «Преисподняя» или хотя бы «Пекло». Вот Бездна и всё, хоть ты тресни, — Отправляемся немедленно.
Аша и Диана переглянулись. Как-то странно переглянулись, надо заметить. Словно ожидали чего-то, в этом роде. Ну ладно, эта хитрая ведьма могла что-то предугадать, зная своего благоверного, но этот увалень? О секреты, я вновь увязаю в вашем дерьмовом зловонии.
Утюг что-то хрипнул, а Хробанов махнул рукой. Очевидно напутственный жест должен был означать: «Счастливого пути — к ё-ной матери!» Все поняли правильно, ныряя за дверь. Для меня же прозвучало сакраментальное: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться». Ну, почти.
— Эй ты, подожди.
Голос оказался достаточно звонким, как для полутрупа.
— Подойди.
Я подошёл, продолжая ёжиться под взглядом мумии. Внезапно куриная лапка вскинулась и пребольно вцепилась в мою кисть, потянув к себе. Я склонился к Утюгу, ощущая неприятный запах затхлости, исходящий от умирающего. Хробанов стоял, отстраняясь и внимательно изучал однотонные стены помещения. Похоже его ничуть не интересовало происходящее. Ну то есть — совсем.
— Я никому никогда не доверял, — очень громко прохрипел Пётр Степанович и откинулся на спинку кресла, продолжая крепко сжимать мою ладонь, — Поэтому и дожил до этого дня. А все мои кореша уже там, — он мотнул головой, чтобы я не сомневался, где это — «там», — Но я к ним не хочу! Поэтому вынужден первый раз довериться. Тебе.
Он помолчал, видимо отдыхая, а я задумался. Видимо, нужно было ценить оказанное доверие. К сожалению, не получалось. Очень хотелось, чтобы меня оставили в покое и отпустили домой. Ощущение, прямо как в детстве, перед контрольной по математике: желудок пульсирует, а сердце норовит добраться до пяток.
— Этой шалаве — своей жене, я не доверяю ни на грош. Но она — умная стерва и может пригодиться. Бойцы, да, хорошо, что они есть. Но бойцы — мясо, а ты сам видел, что бывает с мясом. Он, — кивок на Хробанова, — большой умник, держись его и он поможет. А ты, — на мёртвой физиономии трещиной побежала ухмылка, — Ты — фартовый, ты сможешь меня спасти. Спасёшь?
В его голосе, почти что неживом, внезапно прорезалась такая жажда жизни, что я даже ошалел. Что я мог ему сказать или пообещать? Жизни моей жены и дочери находились в этих костлявых лапках. А жизнь дохляка, возможно в моих. Пат, короче.
— А что мне ещё остаётся? — я пожал плечами и поёжился, услыхав странные кудахтающие звуки.
Утюг смеялся. На его серой личине впервые, за весь разговор, проявилась некая слабина, точно начала таять глиняная маска.
— Я же тебе говорил, — хрюкнул он в сторону Хробанова, — Знаю я таких говнюков. Лишь бы его фарта хватило на нас обоих…А там поглядим. Ну всё, я устал. Уё-вайте. И удачи.
Его глаза закрылись и я ощутил такое облегчение, словно с плеч сняли тяжеленный мешок. А, впрочем, нет. Словно последние несколько минут приходилось идти навстречу ураганному ветру. И вот он стих.
Хробанов, едва не на цыпочках, отошёл от хозяина и показал мне направлении, в котором я должен был «уё-вать». Так я и сделал. Очень быстро.
Сладкая парочка, стоявшая в коридоре, посмотрела на меня так, словно я спёр у них мешок картошки в самый голодный год, после чего употребил в одно рыло на их же глазах. Одному Самройлову всё было глубоко пофигу. Он продолжал общаться с потусторонним миром, посылая его обитателей на всякие интимные органы.
— Идём, — скомандовал Хробанов, сморщив физиономию, — Времени у нас куда меньше, чем я рассчитывал. Единственная надежда на то, что ТАМ оно движется быстрее. Если никто ничего не напутал.
Косой взгляд на меня. Косой взгляд с другой стороны. Окривеете, блин!
Мы вышли в холл и нос к носу столкнулись с Фёдором — сыном Утюга. Рослый парень двадцати лет, почти не испорченный жизнью папаши. Диана приходилась ему уже третьей мачехой. Впрочем, с предыдущими двумя он был знаком весьма опосредованно, ибо отец давным-давно отослал сынулю в заокеанское буржуинство, откуда тот почти не приезжал.
Диана, увидев его, приобрела вид независимый донельзя и прошмыгнула мимо, позабыв про приветствие. Паша изобразил на деревянной морде улыбчивую гримасу и протянул руку, каковую Фёдор успешно проигнорировал. По какой-то, неведомой мне причине, он весьма недолюбливал именно этого дуболома, выделяя особым образом из числа всех охранников. Хм, может он ему на ногу наступил?
Самойлов похлопал парня по плечу, пробормотав что-то типа: «Ёп-та, ёп-тыть, ёпа-птыть». Впрочем, оба остались довольны. С Хробановым Фёдор обменялся крепким рукопожатием и о чём-то негромко побеседовал. Я уловил только: «Отец», «Дни», «Скоро» и «Возможно». Осле столь содержательной беседы они разошлись, и Сергей Николаевич погнал стадо дальше.
— А вот и наш спаситель! — протянул Фёдор, уставившись на меня.
— Можно называть скромнее, — потупив взор, сказал я, — Избранный, вполне подойдёт.