Бездна
Шрифт:
Он отправился в свою каюту, запер за собой дверь и сел на койку. Вокруг него сгущались сумерки. Самое «время» испить «травки». Сейчас Вальбен выпил бы целый кувшин, бочку, цистерну, выпил бы одним глотком, чтобы утопить эту жуткую душевную боль. Но и «целебного» настоя тоже не было, и потому ему ничего не оставалось, как спокойно сидеть и ждать… Ждать… Вот только чего?
Лоулер не знал, сколько прошло времени: часы, годы, столетия… Неожиданно сверху донесся голос Делагарда, который выкрикнул приказ «отдать швартовы».
Не так уж часто в прошлом приходилось
Сияющий ореол Лика Вод постепенно бледнел, пока наконец от него не осталась лишь узкая полоска лилового света на горизонте, а потом она стала походить на сверкающую нить. Вот и совсем исчезла, будто и не было никакого острова…
Когда наступило утро, «Царица Гидроса» находилась далеко от Лика Вод, пересекая просторы Пустынного моря.
Лоулер в полном одиночестве лежал на груде сетей, брошенных на корме. Еще никогда в жизни ему не приходилось испытывать столь глубокое разочарование.
Все остальные в глубочайшем молчании передвигались по палубе; каждый занимался своим делом: кто-то возился с парусами, кто-то — с канатами, некоторые занимались приборкой. Они совершенно не нуждались в нем, да и Вальбену не хотелось иметь ничего общего с ними. Люди превратились в механизмы, вернее, в части одного большого механизма. Тик-так, тик-так, тик-так…
Сандира подошла к нему вскоре после отплытия.
— Все нормально, — тихо произнесла она, — ничего не изменилось.
Лоулер содрогнулся и отвернулся от нее. Он просто не мог видеть Тейн.
— Ты ошибаешься, — пробурчал Вальбен, — изменилось все… Ты теперь являешься частью хорошо отлаженной машины… Кроме того, тебе очень хочется превратить и меня в нечто подобное.
— Вэл, но это же совсем не так! Ты сам станешь большим механизмом, ты сам будешь его работой, то есть и частью, и целым одновременно.
— Я не понимаю.
— Конечно. Как же ты можешь понять? — Она любовно прикоснулась к нему, но он отшатнулся, словно только одно прикосновение могло превратить его в себе подобное. Тейн посмотрела на возлюбленного с нескрываемым сожалением.
— Хорошо, — тихо прошептала она, — как хочешь.
С момента отплытия от Лика Вод прошло уже несколько часов.
Лоулер не ходил на камбуз и не принимал участия в их общей вечерней трапезе. Несмотря на это, он не ощущал голода. Ему казалось, что отныне у него никогда не возникнет потребность в еде. Ну, или, по крайней мере, Вальбен ни за что не сядет за один стол с ними: ведь он остался одним-единственным человеком на этом корабле зомби, единственным реальным человеком…
Один, один, всегда один, Один средь зыбей!
И нет святых, чтоб о душе Припомнили моей.
Слова… Осколки воспоминаний… Утраченная поэма из давно утраченного древнего мира.
Погасло Солнце, — в тот же миг Сменился тьмою свет.
Уплыл корабль, и лишь волна Шумела грозно вслед.
Лоулер взглянул на небо, на холодный свет далеких звезд. Внезапно он ощутил необычный, ранее неведомый ему покой. Его поразило это неожиданное ощущение: казалось, Вальбен вошел в некие пределы, где уже никакие бури и волнения не смогут возмутить мир души. Даже в те дни, когда приходилось принимать настой «травки», Лоулер едва ли чувствовал нечто похожее на нынешнее состояние.
Но почему? Неужели Лик Вод продолжает каким-то таинственным образом воздействовать на него даже на таком расстоянии?
Весьма сомнительно…
Он находится за пределами его излучения. Вряд ли что-то могло влиять на разум Вальбена, кроме темного свода небес над головой, моря, спокойно перекатывающего свои волны, и чистого холодного света звезд.
В южной части неба распростерся Крест, большая двойная арка из множества далеких солнц, миллионов их, как кто-то сказал ему давным-давно. Миллионы солнц! Десятки миллионов миров! Его разум просто не мог вместить этого кипения множеств и множеств миров: городов, континентов, тысяч и тысяч существ, и тысяч различных видов.
Он смотрел на них, не отрывая взора. В душе возник и стал расти новый образ, поначалу бесформенный, но постепенно проясняющийся и захватывающий его все больше и больше, пока наконец не подчинил себе полностью воображение Лоулера. Он увидел, как эти сияющие звезды над ним соединились в одну немыслимо громадную сеть, в единую взаимосвязанную метафизическую конструкцию, в некое таинственное галактическое единство, в чем-то сходное с тем сложным симбиозом-единением, в котором состояли между собой отдельные частички этого водного мира.
Силовые линии пронизывали образовавшуюся вселенскую пустоту, словно артерии с горячей кровью, струящейся в них; они соединяли все со всем в целостный живой мировой организм. Бесконечные связи объединяли различные среды обитания. Лоулер чувствовал дыхание Вселенной, этого огромного живого существа, излучающего вечную и неугасимую энергию.
Гидрос принадлежал небесам, а сами небесные просторы представляли собой грандиозное чувствующее и мыслящее Нечто. «Придите на Гидрос, — словно кто-то произнес за спиной Вальбена, — и вы станете частью одухотворенной Всеобщности. Войдите — и станьте частью Всего сущего…» И только один он
— один из всей Вселенной! — осмелился отринуть сей драгоценный дар, отказался присоединиться к Единому и Неделимому.
Только он… Один Лоулер…
Неужели он действительно стремился к этому одиночеству, к страшной и пугающей независимости духа?
Лик Вод предлагал ему бессмертие, наделял свойством божества, помещая его внутри огромного единого организма. И тем не менее, Лоулер предпочел остаться доктором Лоулером, и только Вальбеном Лоулером. В своей гордыне он отринул то, что предлагалось всем, прошедшим сей сложный путь. Но пусть бедный, истерзанный душевными муками Квиллан с радостью отдается тому Богу, которого он искал всю свою жизнь; пусть маленький Даг Тарп находит свое утешение в Лике Вод; пусть загадочный Гхаркид, всегда стремившийся найти нечто большее, чем он сам, идет к сияющему острову — лишь не Вальбен Лоулер. «Я не такой, как они», — тоскливо подумал вконец расстроенный доктор.