Бездна
Шрифт:
Приближаясь к этой большой емкости, Вальбен заметил священника, недавно прибывшего на Гидрос и представляющего Церковь Всех Миров, отца Квиллана. Он медленно огибал огромный бак и при этом совершал нечто в высшей степени странное: через каждые десять шагов священник останавливался, поворачивался лицом к резервуару, простирал руки по направлению к нему в каком-то подобии объятия, то и дело задумчиво прижимая кончики пальцев к его стенке, словно желая удостовериться, не протекает ли он.
— Боитесь, что образовалась течь? — крикнул ему Лоулер. «Священник — чужак, пришелец с другой планеты… Он пробыл на Гидросе меньше года, — почему-то мелькнуло в голове доктора. — Гм… А на Сорве приплыл всего несколько недель назад». — Не беспокойтесь, ничего не
Квиллан поспешно повернулся, явно смущенный неожиданной встречей, отнял пальцы от резервуара.
— Здравствуйте, Лоулер.
Святой отец являл собой тип крепкого человека аскетического вида, лысеющего и гладко выбритого, которому можно дать сколько угодно лет — от сорока пяти до шестидесяти. Он был худ, словно вся плоть усохла и сошла вместе с потом, имел вытянутое, овальной формы лицо с крупным костистым носом. Его глубоко посаженные глаза холодного светло-голубого цвета в упор смотрели на собеседника, а кожа отличалась необычайной бледностью и казалась почти выбеленной, хотя постоянный рацион из даров моря начал придавать ей тускловатый оттенок, который отличал коренных жителей Гидроса.
— Не беспокойтесь, резервуар в высшей степени надежен, — бросил Лоулер.
— Уж поверьте мне, святой отец. Я провел здесь всю жизнь, и ни разу стенки емкости не подвели. Поймите, такая авария просто непозволительна.
Квиллан неловко рассмеялся.
— О, я вовсе не этим интересуюсь… Просто пытался почувствовать его внутреннюю силу.
— А-а-а… Понимаю.
— Хотелось ощутить все то, что составляет его мощь. Только представьте
— огромная сила, взятая в тиски… Сила, сдерживаемая лишь могуществом человеческой воли и решительности.
— Ага, а также большим количеством стволов морского бамбука и деревянных обручей, святой отец… Ну… и Божьим благословением, конечно.
— Верно, верно, — согласился священник.
«Очень странно, — подумал доктор, — пытаться обнять резервуар, чтобы ощутить его мощь… Гм…» Но Квиллан был известен своими странностями. В этом человеке постоянно присутствовала отчаянная жажда Божьей милости, Божьего прощения — словом, чего-то такого, что помогло бы ему полностью отдаться некой высшей, значительно более могущественной силе, чем он сам. И, естественно, в нем жила неутолимая жажда веры. Лоулеру даже казалось странным видеть святого отца, которому недостает духовной силы.
— Кстати, этот резервуар создал мой прадед, — заметил Вальбен, — Гарри Лоулер, один из Отцов-Основателей… Он претворял в жизнь все, что взбредало ему в голову, как говаривал мой дед. Прадед по праву считался настоящим мастером на все руки. Он мог удалить аппендицит, провести корабль от одного острова к другому, наконец, создать эту емкость. — Лоулер на мгновение замолк. — Старину Гарри сослали на Гидрос за убийство. За убийство человека.
— Я не знал этого. Выходит, ваша семья всегда жила на Сорве?
— Да, с самого начала. Я здесь и родился… Примерно в ста восьмидесяти метрах отсюда. — Вальбен ласково похлопал ладонью по стенке резервуара. — Старый добрый Гарри… Тяжеловато нам пришлось бы без него. Вы уже, наверное, обратили внимание, насколько сухо у нас?
— Начинаю это чувствовать, — отозвался священник. — Неужели здесь никогда не идут дожди?
— Почему же? Но только в определенные периоды года, — сказал Лоулер. — Сейчас как раз не сезон. Вам придется ждать дождичка примерно месяцев девять. Вот почему мы вынуждены так тщательно строить такие сооружения. — И он снова похлопал ладонью по стенке емкости. — Теперь вы понимаете, что ни капельки не должно пропасть зря.
Воды на Сорве действительно было маловато. По крайней мере той, что пригодна для людей. Большую часть года остров проплывал по засушливым территориям, подчиняясь неумолимому и неизменному направлению морских течений. Плавучие сооружения Гидроса, несмотря на перемещение по океанским просторам, казавшиеся на первый взгляд совершенно свободными, оказывались на многие десятилетия привязанными к определенной географической долготе мощными течениями, напоминающими крупнейшие земные реки. Каждый год все острова «послушно» мигрировали по строго определенному курсу от одного полюса до другого и обратно. Каждый полюс окружал невероятно стремительный водоворот, который захватывал дрейфующие острова, разворачивал их и направлял к противоположному краю планеты. Но хотя плавучие сооружения проходили практически все параллели во время своих ежегодных миграций с севера на юг и обратно, их отклонения в направлении восток-запад оказывались минимальными из-за силы преобладающих течений. Таким образом, Сорве в своих бесконечных странствованиях вверх и вниз по планете оставался в пределах сорокового и шестидесятого градуса западной долготы. А этот пояс отличался небольшим количеством осадков в большинстве широт. Дожди выпадали редко, за исключением тех периодов, когда остров проплывал район полюсов, где ливни считались вполне обычным явлением.
Почти непрерывный засушливый период не создавал никаких проблем для джилли, организм которых приспособился к усвоению морской воды, но у людей возникали определенные проблемы. Распределение воды по карточкам являлось обычным делом. Правда, дважды случалось так, что капризные дожди шли, не переставая, в течение нескольких недель. Тогда все резервуары и дополнительные емкости были переполнены, и ограничения на потребление пресной воды пришлось отменить. Примерно неделю ливни казались чем-то новым и необычным, а затем бесконечная барабанная дробь дождевых капель, пасмурные дни и неприятный запах плесени начали надоедать. Так что в целом Лоулер предпочитал засуху — по крайней мере, он к ней привык.
— Это место восхищает меня, — смущенно признался Квиллан. — Здесь самый удивительный мир из всех мне известных.
— Думаю, что могу присоединиться к вашему мнению.
— Вы много путешествовали? Я имею в виду, на Гидросе.
— Однажды я побывал на острове Тибейр, — ответил Вальбен. — Он проплывал очень близко от нас, чуть ли не у самой нашей гавани, несколько наших взяли лодку и… Они провели там целый день. Мне тогда исполнилось пятнадцать… Заметьте, это единственный раз, когда я смог побывать где-то еще, кроме Сорве. — Он красноречиво взглянул на Квиллана. — Вот вы-то настоящий путешественник, насколько мне известно. Говорят, вам удалось повидать немалую часть Галактики.
— Да, кое-что, — согласился священник. — Впрочем, не так уж и много. Я посетил семь миров. Вернее, восемь, если считать и этот.
— Гм… Ровно на семь больше, чем я когда-нибудь увижу.
— Но теперь я окончательно достиг своей цели.
— В этом сомневаться не приходится, — подтвердил Лоулер.
Вальбен не понимал чужаков, переселявшихся на Гидрос. Зачем они так поступают? Позволить, чтобы тебя запихнули в космический челнок на Санрайзе, ближайшей планете, находившейся на расстоянии приблизительно десятка миллионов километров, затем перебросили на околопланетную орбиту, с которой ты плюхнешься в океан неподалеку от одного из плавучих островов, сознавая при этом, что навеки обречен оставаться на Гидросе?! Так как джилли решительно отказывались рассматривать любые предложения относительно строительства космодрома, путешествие сюда ни для кого не предусматривало возвращения обратно, и каждый совершающий его прекрасно все понимал. И тем не менее, они продолжали прибывать. Правда, понемногу, но тонкий ручеек переселенцев никогда не иссякал. Решившие прилететь на Гидрос избирали жизнь изгнанников и отшельников на морских берегах, которые и берегами-то можно назвать с трудом, предпочитали существование в мире без деревьев и цветов, птиц и насекомых, без лугов, поросших зеленой травой, без пушистых зверей и без тех, у которых имелись копыта, без спокойствия, без удобств, без достижений современной техники, раскачиваемые бесконечными приливными волнами в столь же бесконечном плавании от полюса до полюса и обратно на плетеных островах в мире, созданном лишь для существ с плавниками и ластами.